Владимир Константинов - Жертва мистификации

— Потому, что я не имею права это делать до момента возбуждения уголовного дела.

— Так оно ещё не возбуждено?

— Пока для этого нет оснований, Мира Владимировна.

— Как же нет оснований, когда погиб человек?! — удивилась она.

— Если бы мы по каждому факту гибели возбуждали уголовные дела, то штат следователей нужно было увеличивать, как минимум, вдвое.

— А что же вы делаете сейчас?

— Так называемую, доследственную проверку, то-есть выясняем все обстоятельства гибели, чтобы принять решение либо о возбуждении уголовного дела, либо об отказе в возбуждении.

— А кто принимает такое решение?

— В данном случае следователь прокуратуры. А я и мои коллеги помогаем ему собрать наиболее полные для этого материалы. Вот я и раскрыл перед вами всю нашу кухню.

— А в каком случае дело может быть возбуждено? — не унималась Аристархова.

— Если мы установим факты, позволяющие считать, что имело место убийство или доведение до самоубийства. — От сухого канцелярского языка во рту у Беркутова стало кисло и вязко, будто съел незрелое яблоко. — Похоже, что наши с вами роли переменились. Теперь вы меня допрашиваете.

— Извините, Дмитрий Константинович, — несколько смутилась она. — Но мне было интересно... Извините!

— Да, чего там. Я понимаю, а потому не в претензии. — Он встал, прошел к двери кабинета, открыл. Коретников сидел в кресле за письменным столом, курил. Дмитрий вошел и закрыл за собой дверь. Коретников обернулся, спросил:

— Ты уже закончил?

— Да. Ты, как я вижу, тоже? Там в бутылках ничего не осталось?

— Если бы, — с сожалением вздохнул эксперт.

— Жаль! — поддержал его сожаление Беркутов. — Сейчас бы не помешало. Давай сваливать отсюда.

Коретников понизил голос до шепота и, кивая на дверь, восхищенно проговорил:

— Клевая бабенка!

— У тебя, Толя, губа не дура. Ты холостой?

— Ну.

— Чего — ну?

— Ну, холостой.

— Хочешь сосватую?

— Ну, да. С моим-то анфасом? Полнейшая безнадега. — Он огорченно махнул рукой. Видно, предложение Беркутова тронуло в его холостяцкой душе какие-то невидимые струны, и зазвучали давно забытые мелодии детских грез и сноведений, где он уже видел нечто подобное, яркое, женственное и волнующее, как умирающий от жары и жажды путник видит в пустыне огромный, источающий прохладу и воду айсберг.

— Дурак ты, Толя, главное достоинство у мужика ни на лице, — авторитетно заявил Дмитрий.

— А где?! — с надеждой в голосе спросил Анатолий. В его беспросветной, серой и унылой жизни блеснул луч надежды — а вдруг?! Вдруг, Беркутов знает такой секрет, что уже завтра он, Коретников, станет самым любимый и желанным мужичиной всех женщин планеты.

— Где ему и положено быть. У тебя, как с этим делом?

— Ах, ты об этом, — сразу на корню завял Анатолий.

— А что так безрадостно и бесцветно? Есть на то причины? Что морду крутишь? Колись.

— Да, опорофинился я в последний раз, — пожаловался Коретников. — Сам не пойму, что случилось.

— Тогда плохи твои дела, Толя. Не знаю чем и помочь. Это все из-за неупорядочности жизни. Определенно. Тебе сначала надо жизнь упорядочить, а уж потом о красивых бабах думать. Понял?

— Упорядочишь тут, как же, — безнадежно вдохнул Анатолий. Он понял, что с мечтой о красивой Аристарховой придется расстаться.

— Пойдем прощаться с хозяйкой.

Аристархова уже успела привести себя в порядок, причесаться. накрасить губы. Теперь на ней было синее, под цвет глаз, роскошное платье с глубоким вырезом на груди. А в этом вырезе было что-то этакое, бело-мраморное, волнующее. Боясь ослепнуть, Дмитрий тут же отвел глаза.

— Не желаете ли выпить по чашке кофе? — предложила она.

— Лично я к кофе равнодушен, — ответил Беркутов. — А вот мой товарищ Анатолий без кофе просто жить не может. Вот он очень даже желает.

— Нет! — испуганно воскликнул Коретников и стремглав бросился к выходу.

— Что это с ним? — озадаченно спросила хозяйка.

— Все ясно. Он в вас, Мира Владимировна, без памяти влюбился.

— Вот как, — улыбнулась она. — А вы, Дмитрий Константинович?

Ни фига себе, приколы, да?! Вопросик на засыпку. Кажется, безутешная вдова настолько оклемалась, что решила испытать свои чары на других мужиках.

— А что я?! — сделал суконное лицо Беркутов.

— Я вам нравлюсь? — В красивых её глазах сидело по маленькому бесенку. И каждый из них издевался над Беркутовым,показывал язык и корчил рожи.

Это Дмитрия определенно разозлило.

— Ну, я, Мира Владимировна, не могу вот так вот, сразу. Мне это нужно все хорошенько обдумать. А вот платье мне ваше определенно нравится, особенно вырез, — ответил он, считая, что ответом этим должен остановить наступление красовой плоти.