Владимир Константинов - Жертва мистификации

— Здорово, приятель! Ну и напугал же ты меня, чертяка.

В ответ дог вдруг поставил передние лапы Беркутову на плечи и лизнул щеку шершавым языком.

— А вот этого не надо! Не надо этих телячьих нежностей. Пора становиться мужчиной.

Дог понял, что его предложение — поиграть, не прошло, разом поскучнел и уныло побрел в сени. Дмитрий направился следом и постучал в дверь, ведущую в дом. Через некоторое время услышал мужской голос:

— Да-да, войдите!

Открыл дверь, вошел и увидел перед собой пожилого мужчину с заспанным лицом и всклокоченными седыми волосами, вопросительно на него смотревшего.

— Здравствуйте! — поздоровался Беркутов.

— Здравствуйте!

— Я из управления уголовного розыска области. — Дмитрий достал служебное удостоверение, протянул мужчине. Тот внимательно ознакомился с ним, вернул. Представился:

— Огуренков Петр Петрович. А я смотрел телевизор да задремал, — смущенно проговорил он, извиняясь за свой внешний вид. — Что случилось, Дмитрий Константинович?

— Петр Петрович, вы соседа напротив хорошо знаете?

— Игоря? Да, относительно хорошо. Мы ведь с ним в одной писательской организации состоим.

— А что означает — относительно?

— Хорошо я знал его отца Ивана Емельяновича, так как был с ним примерно одного возраста. А Игорь... Игорь молодой, у него свои интересы. При отце он здесь не появлялся. Стал жить сравнительно недавно. Он что-нибудь натворил?

— Скажите, Петр Петрович, у Игоря бывают гости?

— Не скажу, что часто, но бывают.

— Это тоже молодые писатели?

— Нет, что вы. Писателей я знаю всех. А эти мне совершенно незнакомы.

Беркутов достал фотографию Толи Каспийского, протянул Огуренкову.

— Этого среди них не было?

Тот долго рассматривал фотографию, сказал нерешительно: возвращая фото:

— Возможно. Но утверждать не берусь.

— А в последние пару дней вы здесь никого не видели?

— Позавчера поздно вечером я видел, как к нему в ограду въехада иномарка. А вот когда выехала, и выехала ли вообще — не видел.

Беркутова охватило возбуждение.

«Здесь Козицина! Здесь! Определенно», — весело подумал он.

— Марку машины не запомнили?

— Точно не разглядел, но как мне кажется, это был американский «Форд».

— В салоне были люди?

— Да, конечно. Четверо вместе с водителем.

— А женщины среди них не было?

— Не разглядел. Темно было. Я видел лишь силуэты. По ним трудно судить — кто там, мужчины или женщины.

Дмитрий сделал очень серьезное и ответственное лицо, проговорил со значением:

— У нас есть основания полагать, что в доме Студенцова скрывается очень опасный преступник.

Огуренков отчего-то оглянулся и, понизив голос, спросил:

— А что он натворил?

— Это, Петр Петрович, жуткая тайна. За её разглашение я могу прямиком угодить под суд.

Хозяин недоуменно взглянул на непрошенного гостя. Затем весело рассмеялся.

— Это вы, как сейчас принято говорить, «картину гоните», да?

— Лишь отчасти, — был вынужден согласиться Беркутов. — Однако те, кто по нашим предположениям здесь срываются, натворили действительно немало. У меня к вам большая просьба — можно у вас посидеть и понаблюдать за домом Студенцова? Я постараюсь вам не мешать.

— Конечно, какие могут быть разговоры. Располагайтесь где вам будет удобно.

Они находились на небольшой кухне. Из неё выходили две двери. Одна справа вела в зал. Дмитрий прошел в дверь напротив. Это был кабинет Огуренкова. По стенам стояли стеллажи с книгами, у окна — письменный стол с пишушей машинкой. Оно выходило как раз на дом Студенцова.

— Можно мне здесь расположиться?

— Бога ради. Кофе хотите?

— Я не хотел бы вас обременять, Петр Петрович. Можете совсем забыть о моем существовании.

— Ну что вы. Мне даже интересно. Пойду заварю кофе. — Огуренков вышел. Дмитрий сел за стол, откинулся на спинку кресла. Условия на пять балов. Определенно. Были у него и другие. Однажды с Сережей Колесовым им пришлось пролежать семь часов кряду на холодной земле да ещё под мелким дождем, поджидая матерого вора Виктора Яковенко по кличке «Шалый». Вот та засада запомнилась на всю оставшуюся жизнь. А эта... Эта через неделю забудется. Чем большие трудности приходится преодолевать, тем большие зарубки в памяти они оставляют.

В комнате начали сгущаться сумерки. В доме напротив зажглись окна. Значит, там кто-то есть. Пришел Огуренков с двумя чашками дымящегося кофе. Поставил одну перед Беркутовым.

— Вот, пожалуйста, Дмитрий Константинович.