Виктор Мережко - Сонька Золотая Ручка. История любви и предательств королевы воров

— Именно об этом я и намерен сегодня поговорить. — Дорошевич внимательно посмотрел на мужчину. — А кем вы являетесь данной даме?

— Кем являюсь? — пожал тот плечами. — Даже не знаю, как ответить. Наверное, друг… Давний верный друг.

Зала приемов была по-провинциальному небольшой, с оббитой ярким ситцем мебелью и с огромной, помпезной люстрой посередине потолка. Приглашенного принаряженного народа здесь собралось человек сто, на невысокой сцене играл скромный оркестрик из нескольких человек, гости пили шампанское, вели беседы, кое-кто танцевал.

Дорошевич в сопровождении главы города и начальника тюрьмы, под взорами местной знати дефилировал по зале, вел деловую беседу.

— Господа, задаю вопрос здравомыслящего человека. Чем вы рискуете, освободив несчастную, глубоко больную, безумную аферистку от кандалов? Неужели из этих страшных казематов возможен побег?

— Невозможен, — твердо ответил начальник тюрьмы. — Однако важен прецедент. Сегодня мы освободим от кандалов Соньку, завтра возникнет соблазн поступить точно так же с другими злоумышленниками.

— Я прошу о конкретной особе, господа! Не надо мне рассказывать о других злоумышленниках. Уверяю, она войдет в историю. И вашим потомкам будет стыдно за ваше бессердечие!

Глава города рассмеялся:

— Аферистка — в историю? Неужели в нашем отечестве недостаточно иных достойных людей? Или уважаемый господин писатель оказался в гипнотических сетях этой воровки, которыми, как сказывают, она пользовалась весьма успешно?!

— Талант! — воскликнул Дорошевич. — Истинный талант, пусть и криминальный! Блистательная воровская жизнь, приключения, роскошь, богатство и под конец полное одиночество, старость, карцер, безумие!.. Разве это не сюжет для занимательного романа?

— Вот пусть свой сюжет она и доводит в полагающемся для нее месте, — жестко ответил начальник тюрьмы. — Ей осталось провести в карцере и в кандалах всего два года.

— Нет, господа! — всплеснул руками Дорошевич. — Вас разубедить невозможно! — Огляделся вокруг себя, жестом показал на стол. — А не пора ли нам приблизиться к столу и пропустить по маленькой?

Сонька мерила узкий грязный прямоугольник карцера из угла в угол, что-то бормотала, поднимала глаза к потолку, о чем-то просила Господа и снова принималась ходить. Затем с рычанием вдруг кидалась к двери, била в нее кандалами до тех пор, пока мощный кулак надзирателя не отбрасывал ее обратно. Тогда она усаживалась на нары и затихала, монотонно раскачиваясь вперед-назад.

И так изо дня в день, из недели в неделю, из месяца в месяц… Все оставшиеся два года.

За стенами тюрьмы короткое лето сменялось студеной осенью, затем зимой. Причаливали и отбывали пароходы. Жил своей жизнью лагерь вольнопоселенцев, куда регулярно прибывали новые заключенные. Упрямо и одержимо тащил на себе тяжелую службу Солодов. Выходили в крохотный двор тюрьмы узники, совершая короткую долгожданную прогулку.

И лишь Сонька сидела в своем карцере, одержимо бормоча какие-то тексты, пытаясь сломанной железной ложкой начертить на стене отметины уходящих дней.

Тюремные ворота открылись, два надзирателя подтолкнули воровку в сторону пустыря, простиравшегося перед тюремными стенами. Странно, но никто ее не встречал.

Сонька покрепче перехватила крохотный узелок и неуверенным слабым шагом двинулась вниз в направлении к поселку вольноопределяющихся. Услышала за спиной чьи-то быстрые шаги, оглянулась. От неожиданности замерла. Ее догонял, почти бежал пан Тобольский. Без всякой остановки он обхватил старую высохшую женщину, прижал к себе, стал целовать маленькую седую голову.

— Родная моя… — бормотал он, плача. — Единственная… Долгожданная… Я не верил, что это случится… Боже, наконец я рядом с вами.

Сонька, не двигаясь, принимала его слова и поцелуи. Пан заглянул ей в глаза, спросил:

— Вас, Соня, определили на вольное поселение?

Она достала из кармана истлевшего платья какую-то бумажку, показала пану. Он пробежал ее глазами.

— Да, вольное поселение. Без права покидать остров. — Просительно произнес: — Я могу пригласить вас к себе в дом?

Воровка слабо пожала плечами, сиплым голосом ответила:

— Не знаю.

— Я приглашаю. Мы отметим ваше освобождение.

Он осторожно взял Соньку под руку и так же осторожно повел вниз по узкой каменистой тропинке. Ноги женщины не всегда слушались ее, пару раз она чуть не свалилась на обочину, но Тобольский каждый раз поддерживал ее и вел дальше.