Карло Мандзони - Поберегись, детка

- Подожди. Нельзя же отпустить друга в таком состоянии. Вдруг у тебя, Яко, палец распухнет и загноится. Я велел принести тебе кусок льда.

- Спасибо, - говорю. - Вы очень любезны, Трам.

Вошел полицейский с чашкой, в которой плавали льдинки, и поставил ее на стол. Я опустил кровоточащий палец в чашку и почувствовал некоторое облегчение.

- Ну, ты пока отдыхай, набирайся сил, - говорит Трам, встает и уходит.

Сижу я себе, а в голову лезут всякие скверные мысли. Что-то мне не нравится эта история с Даном Паранко и его женой. Очень странно, что синьора Лида Паранко веселится в ночном клубе в то самое время, когда ее супруг ждет дома, пока его укокошат. Будет очень полезно побеседовать наедине с этой дамочкой.

О, уже час дня, а я еще ничего не ел! Я встал и положил в карман кусок льда, чтобы палец чувствовал свежесть и холод. Только я собрался забрать сигареты, как кто-то схватил меня за локоть и дал мне подзатыльник.

А, это, конечно, Каучу со своей неизменной ухмылочкой.

- Идем, красавчик, - говорит.

Рядом стоит Трам и улыбается, кок вонючая гиена.

- Что новенького - опрашиваю.

- А ничего, - отвечает Трам. - Старые штуки, как мы и думали. Пистолет оказался тем самым.

- Что? - не понял я.

- А то, что выстрелом из этого самого пистолета между половиной пятого и половиной шестого и был убит Дан Паранко.

- Пошли, - сказал Каучу и без лишних церемоний поволок меня в камеру.

«Очень это некстати. Ну совсем некстати, - подумал я. - Самое неподходящее время для отдыха в отдельном номере».

Когда мы спустились на лестничную площадку, у меня созрел один любопытный планчик. Я молниеносно сунул Каучу за шиворот два куска льда. Он разжал свои ручищи и принялся отплясывать самбу. Я ринулся вниз по лестнице. Ракетой влетел в коридор, достиг первого этажа, бросился к дверям и очутился в объятиях полисмена. Здороваться с ним я не стал. Ударом в живот оглушил его. Затем в мгновение ока английской булавкой пристегнул воротничок его мундира к брюкам и отправился по своим делам.

Мне совершенно необходимо было повидаться с компаньоном. Я взял такси и велел отвезти меня домой. Дома я первым делом заглянул в кухню. На обычном месте под столом Грегорио не оказалось. Протрезвившись, он наверняка пошел опохмелиться.

Вспомнив о выпивке, я тут же осушил два стакана «Бурбона». Мне сразу стало легче. Нельзя было терять ни минуты. Фараоны наверняка нанесут сюда визит. Я наспех принял душ и переоделся. Да, а монеты?!

Открыл холодильник. Тарелка с ветчиной стоит на месте. Ей-ей, никому не придет в голову искать деньги в ломтях ветчины. Я поливаю ветчину бульоном и снова ставлю в холодильник. Только собрался уйти, как зазвонил телефон.

Снимаю трубку.

- Кто у телефона, Яко Пипа? - Черт побери, это звонит Трам.

- Да, я. Но не надейся застать меня дома, милейший Трам. Если даже твои фараоны заняли все выходы и входы, меня им не поймать.

- Не будь идиотом. У меня нет ни малейшего желания нанести тебе визит. Может, ты сам заглянешь ко мне на минуту? Твой компаньон ждет тебя с нетерпением.

- Прибереги свои шутки для кого-нибудь другого.

- Да нет же, послушай сам.

И верно, в трубку доносится собачий лай.

- Очень любопытно, - говорю. - Твой друг Каучу - большой мастер. Может, он умеет подражать и курице-несушке, когда она сидит на яйцах?

- Не болтай ерунды, - отвечает Трам и передает кому-то трубку.

Слышу голос Грэга. Это он лает в телефон.

- Слушай, Грэг, - кричу. - Что ты потерял в этом поганом заведении?

Только Грэг собирался пролаять ответ, как Трам отнял у него трубку.

- Вы его арестовали? - рявкнул я.

- Не мели чепухи, - отвечает Трам. - Грэг пришел сам, чтобы выручить тебя из беды. И частично ему это удалось. Ты больше не находишься в состоянии ареста. По крайней мере до новых распоряжений.

- А ты не врешь?

- Увы, нет, - отвечает Трам. - Похоже, синьор Дан Паранко покончил жизнь самоубийством. Вчера вечером он опустил письмо на имя жены, в котором просит у нее прощения за свой ужасный поступок. Оказывается, Дан Паранко вконец разорился. Восемь дней назад бедняге пришлось закрыть фабрику барометров; убыток был в тридцать миллионов. Письмо, это установлено с абсолютной точностью, написано рукой покойного.