Андрей Курков - Игра в отрезанный палец

Сахно усмехнулся.

— Ты про миллиарды? Нет, у меня нет необходимости умирать молодым! Деньги просто не бывают такими крупными. Ты вон триста тысяч марок с трудом из банка вынес!..

Ник кивнул, но мысли об увиденном шифре не оставляли его голову. Ему уже хотелось отвлечься от них, но не получалось. Налил водки себе и Сергею. Выпили, молча чокнувшись.

— Мы отваливаем, — сказал Сахно, закусывая куском лососины из блюдца черепахи.

— Куда?

Сахно отрицательно мотнул головой.

— Туда, где никто нас не знает и где никто не найдет. Счастье требует покоя… Буду жить и работать по специальности…

«По какой специальности?» — подумал озадаченный услышанным Ник.

— Завтра с утра прощаемся! — добавил Сергей и взгляд его, несмотря на уже опустевшую бутылку водки «Стерлинг», был проницательным и трезвым.

Наутро в своем гостиничном номере Ник получил от Сергея семьдесят пять тысяч марок и пакет, в который Сахно положил оба пистолета. Пакет Ник сунул в свою дорожную сумку.

Они обнялись.

— Ну все, удачи! Чемоданчик я себе оставлю, — похлопал Сергей Ника по плечу. — Может, еще увидимся в этом мире!

Ник, забросив сумку на плечо, вышел на улицу. Морозный воздух оцарапал щеки. Над площадью светило солнце.

Пройдясь по улице. Ник зашел в кафе. Повесил «дутую» куртку на спинку соседнего стула. Заказал кофе и пирожное и уселся у прозрачной стенки, глядя из тепла кафе на холод улицы. Вспомнился вдруг процарапанный на панцире черепахи шифр. Он достал из кармана куртки ручку и записал его по краю стомарковой купюры. Спрятал купюру в нагрудный карман джинсовой курточки, туда, где лежал зеленый немецкий паспорт на имя Николаев Ценна.

Идти было некуда. Надо было ехать. Ехать тоже было некуда, если не думать об этом шифре, о Пьере, про которого говорил Вайнберг, об этих миллиардах. Само слово «миллиард» вызвало у Ника кривую улыбку. «Это бред, полнейший бред…» — думал он и в то же время сопротивлялся этим мыслям. Эти деньги где-то есть. Он знает кто, и для чего их ищет. Точнее, он знает одного человека, который знает, для чего нужны эти деньги в Украине. Может, их еще кто-то ищет. Может, их кто-то еще охраняет… Все это все равно казалось бредом. Но полдороги было пройдено, и позади остались труп Погодинского и, должно быть, труп Вайнберга…

Ник заказал еще чашечку кофе, а когда молоденькая белокурая официантка принесла, спросил, далеко ли вокзал.

— Тут все рядом, — сказала она. — Город ведь маленький…

Поезд на Акмолу через Саратов уходил в восемь пятьдесят утра. Татьяна уезжала грустной и немного растерянной. Ясно было, что ожидала она от этой поездки большего.

Виктор пообещал ей сообщить, как только они что-то новое узнают о Николае или найдут контейнер с их вещами. Попросил ее, в свою очередь, позвонить, если будет письмо или какая другая весточка от мужа. Попросил, хоть и понимал, что первым делом любая весточка все равно попадет к Рефату.

Поезд укатил в сторону Байковой горы.

Спрятав подмерзшие руки в карманы пальто, Виктор вошел к подземному переходу. Машину он оставил на Вокзальной площади.

Минут через десять, остановившись у Ботанического сада, позвонил Георгию.

— Работаем, жди! — сказал тот. — В Киеве, оказывается, контейнерных складов больше, чем аптек! Еще хорошо, если он в Киеве!

После этого разговора Виктор, пока доехал до райотдела, насчитал по пути пять аптек. Настроение беспричинно улучшилось. Может, потому, что сам по аптекам он не ходил — не было необходимости.

День прошел быстро и причиной тому был ранний вечер, ускоренный тяжелыми низкими тучами. Вот-вот должен был пойти снег. Под окном его отдела горел фонарь, и непривычная тишина, нарушаемая лишь проезжавшими мимо автомобилями, настраивала на Новый год, хотя до него оставалось еще три недели.

Поболтав за чаем с майором и выслушав от него криминальную хронику родного района, из которой ничего особенно интересного для себя не почерпнул, Виктор вернулся в кабинет. Сами собой пришли мысли об этой женщине в пуховом платке, мгновенно выдававшей в ней то ли провинциалку, то ли иностранку из. ближнего зарубежья. Странно было, что ничего особенного она про мужа не спрашивала.

Только про контейнер. Конечно, и деньги она увезла домой. Но почему ничего не спросила о Николае?

Достал из сейфа папку с делом Броницкого. Взял в руки обе фотографии, полученные от Войчека. Посмотрел на уже покойного Кылимника. Трудно было представить себе этого человека мертвым — столько самоуверенности и воли было в его полном лице, в тяжелом подбородке. Но Кылимника ему уже никогда не встретить. Второго, того, что рядом с ним, вероятно, тоже. Хотя Портнов, может, и жив. Взгляд ушел на второй снимок, на Николая Ценского. Его мягкое, интеллигентное лицо словно специально соседствовало с грубым, острым лицом Сергея Сахно. Две противоположности, зачем-то поставленные рядом, словно для антропологического сравнения. Один, вероятно, влез в это дело от отчаяния, второй — Сахно — скорее всего ради денег. Где они теперь? Все еще в Германии?