Ирина Лаврентьева - Круг обреченных

Ищем, но пока безрезультатно.

— Вот как? Что-то мне мои бойцы ничего об этом не докладывали.

— Этим делом мы занимаемся.

— Это что же, теракт? — пошутил Алексей Васильевич. — Повариха, часом, не из чеченок?

— Абсолютно русская. А вот дружок у нее — неизвестно кто. Меня тут муж покойной достал уже — найдите, мол, этого парня. У нас ведь в стране теперь каждый если не врач, то следователь. Начитаются детективов, боевиков насмотрятся — и давай версии выстраивать. Вот у молодого вдовца есть версия, что ампулу дружок поварихин принес. Парень, похоже, малость тронулся. Однако, поскольку он и фотографию этого самого дружка принес, следует все же информацию отработать. Сотрудницы детсада дают показания, что поварихин дружок не то спецназовец, не то омоновец. Для женщин это одно и то же, вот и разберись с ними. Фамилии никто не знает. Я фотографией пока не занимался. Ждал твоего возвращения. Сейчас пришлю к тебе следователя с этим снимком. Глянь, вдруг опознаешь. Чушь, конечно, но все-таки…

Через полчаса следователь районной прокуратуры положил перед Зверевым любительский снимок. Среди принаряженных девушек сиял белозубой улыбкой коренастый крепыш. Глянув на фото, Зверев мгновенно вспотел.

— Три стакана чая выпил, аж пот прошиб, — объяснил полковник молодому следователю.

Повертев карточку в руках, полковник решительно произнес:

— Нет, это не наш боец. Не было у нас такого. У меня память на лица хорошая. А вообще оставь-ка мне эту фотографию, я еще уточню, — небрежно добавил он.

Едва за прокурорским работником закрылась дверь, Алексей Васильевич взялся за трубку спутникового телефона:

— Але, Олег? Где Грибов? Неделя, как сменился? Понятно. Ладно, отбой.

Еще позвоню. Он опять пощелкал кнопками:

— Степаныч? Немедленно разыщи Грибова. Слетай к нему домой. Если там пусто, подними досье, отработай всех его друзей-подружек. Из-под земли достань!

Через двое суток Звереву поступил телефонный звонок с одной из конспиративных квартир.

— Грибов здесь, — коротко проинформировала трубка.

Зверев тотчас же покинул кабинет, сообщив секретарше, что нынче уже не вернется.

— Машину подавать? — спросила Вера Григорьевна.

— Не надо, голубушка. Пешком пройдусь. Голова что-то болит. Давление, видно…

Двери квартиры невзрачной пятиэтажки открыл мужчина лет под пятьдесят с крупным мясистым носом.

В комнате, прикованный наручниками к батарее, сидел на полу Мишаня. Над парнем явно поработали, причем работали знатоки своего дела — следов побоев на лице не наблюдалось. Работу профессионалов выдавал также затравленный взгляд Мишани. Он все кособочился на правый бок и держался свободной рукой за печень.

— Взяли его на квартире у дружка. Водяру они там пили. Я ребятишек своих отпустил пока, чтобы не мешали разговору, — доложил носатый.

— А где дружок?

— А его больше нет, — улыбнулся докладчик. Протрезвевший от боли и страха Мишаня с ужасом смотрел на Зверева.

— Ну что, милый, рассказывай, — зловеще проговорил Алексей Васильевич.

— Что рассказывать?

— Все, козел, рассказывай. Это ты детсад отравил?

Мишаня молчал. Носатый резко ударил парня в пах, затем по почкам.

Грибов взвыл.

— Рассказывай, придурок! А то на куски порежем, — процедил Зверев.

— Алексей Васильевич, я не нарочно! Я нечаянно!

— Откуда ампула?

— Я… Я с Батыром в музейный корпус ходил, сопровождал его. И… и взял какую-то ампулу.

— Украл, что ли? Ты соображаешь… — взревел полковник.

— Я нечаянно!

— Украл нечаянно?

— Я… У меня соседка — старая грымза, все живет и живет. А у нее комната — двадцать шесть метров. Куда ей? А мы с матерью в пятнадцатиметровой вдвоем. Я жениться хочу. А куда я бабу приведу? А эта сука старая все живет и живет… Мамашу терроризирует. А меня по две недели дома не бывает. Я и заступиться не могу. А мамаша говорит: чтоб она сдохла, соседка то есть. Мамаша плачет, баба моя все про детишек… Замуж, мол, хочу, детишек хочу… А какие детишки? Там и трахаться-то негде на пятнадцати метрах. В прошлый раз иосле вахты вернулся, мамаша с приступом сердечным — соседка ее б… назвала. Мать мою! Я не знаю, что на меня нашло… Только я подумал: подсыплю ей заразы, соседке то есть. Кому она нужна, старая грымза? А я жизнь свою устрою…

— Ты, считай, смерть свою устроил, — процедил Зверев.

— Не убивайте, Алексей Васильевич! Христом Богом прошу!

— Не вой! Как ампула в детский сад попала?

— Так баба моя там и работает. Повариха. А я две недели на вахте. Две недели без бабы, Алексей Васильевич! Вот и дернул сразу к ней. Ампула в кармане куртки была. И вывалилась, видно.