Елена Муравьева - Азбука мести

— Я сама из прекрасной семьи. Истинные интеллигенты обитают в провинции. Большие города развращают души. Вы, милочка, откуда родом?

— Из Чернигова.

— Кто ваш батюшка, простите? — продолжился допрос.

— Директор школы.

— А матушка?

— Учительница химии.

— Значит, вы одна в столице обитаете?

— Я не одна теперь, у меня есть Виктор.

— А до Виктора кто был?

Ольга покраснела. От неловкости или гнева, гадал Виктор. Бабка кого угодно вгонит в краску своей бесцеремонностью.

Накануне визита в Отрадное он подробно проинструктировал Ольгу.

— Бабка моя — настоящая Мегера. Она тебе устроит такое — мало не покажется.

— Неужели меня будут пытать раскаленными щипцами?

— ЧК против моей бабушки — детский сад, — предупредил Осин. — Гестапо-санаторий. Тебе придется худо.

Ольга замахала руками.

— Тогда я никуда не поеду.

— Поедешь. Старая ведьма обожает семейные церемонии. Скоро день рождения деда, соберется все семейство, это отличный повод представить тебя всем.

— Зачем меня представлять твоим родственникам? — с лицемерным равнодушием спросила Ольга.

«Затем, что мне позарез нужны деньги!» — чертыхнулся Виктор. Будущий визит его нервировал, он злился на бабку, себя, белый свет. На Ольгу Виктор злился особенно. От того, какое впечатление блондиночка произведет на старуху зависело, сколько денег он получит. Понравится Ольга, бабка отсыпет от казны щедрой рукой. Нет — оставит на голодном пайке. Поэтому кровь из носу, требовалось, разбудить в подруге горячий энтузиазм.

— Я хочу всем показать какая ты! — произнес Виктор с восхищенной интонацией. И замолк, не желая говорить лишнее.

Ольга грустно отвела глаза в сторону. Она ожидала большего. Фраза, красивая и пустая, не значила ничего.

— Тебе предстоит испытание, — сказал Осин очень серьезно. — Бабка у меня с закидонами. Вечно всех проверяет на вшивость. На что я — любимый внук, опора династии, а каждый раз волнуюсь, вдруг ошибусь, не то скажу. не так сделаю и лишусь наследства. Она обещала мне Отрадное. Я не могу рисковать. Я должен стараться и ты тоже должна постараться понравиться старухе.

— Должна? — Ольга нахмурилась.

— Должна! — приказал Осин. — Отрадное стоит десять миллионов баксов. Представляешь, себе?!

— Представляю, — протянула Ольга, — единичка и семь нулей?

— Ради такой суммы можно немного смирить характер.

Осин многозначительно посмотрел на Ольгу.

И тогда, и сейчас, призывая к благоразумию.

— До Виктора я была замужем! — призналась со смущенной улыбкой Ольга.

— Кто был ваш супруг? — старуха приподняла надменные брови.

— Он бизнесмен.

— Чем занимается?

— Зажигалками.

— Фи, какая мелочь, — аккуратно вырисованные помадой губы сложились в презрительную ухмылку.

Виктор немного расслабился. Беседа перетекла в безопасное русло, его вмешательство пока не требовалось.

— Вы любили мужа? — продолжился допрос.

— Поначалу любила, — ответила Ольга. — Потом разочаровалась.

— Дети есть?

— Нет.

— Почему? — старуха медленным плавным жестом поправила волосы. Блеснули в сполохах хрустальной люстры камни в кольцах.

— Мы хотели пожить для себя, — вздохнула Ольга.

— Виктор вас содержит?

— Зачем же?! Я сама зарабатываю неплохо.

— Каким способом?

— Даю уроки английского.

— Почем нынче английский?

— Мне хватает, я не нуждаюсь в покровителях.

— Самостоятельные женщины — бич общества. Они уподобляются мужчинам, теряют женственность, растят детей-уродов. Призвание женщины — любить. Дом, мужа, детей. Так считал Виктор Викторович. Во многом он прав.

Ольга вздохнула тяжело. Скажи она, что берет у Виктора деньги, профессор заклеймил бы позором иждивенок.

Старуха отхлебнула из фарфоровой чашки, промокнула губы салфеткой. Ольга, как отражение в зеркале, повторила ее действия.

— У вас прекрасная посуда, — польстила грубо.

— Здесь много прекрасных вещей. Не знаю, кому они достанутся после моей кончины. Я решила завещать фарфор музею. Виктор, ты слышишь, музею!

Осин кивнул, промолчал. Бабка обожала заводить разговоры про завещание и наследство и наблюдать при этом за его реакцией. Удержать волнение, узнав подобную новость достаточно трудно. Посуда и прочее барахло, которым по завязку было забито Отрадное, тянула на сотни тысяч долларов. Одна чашечка, из которой Ольга пила чай, стоила не меньше пятисот зеленых. Саксонский фарфор, 18 век, уникальная вещь.