Эван Хантер - Последний уик-энд

Он стоял рядом с антенной, чувствуя слабый запах, исходивший от составленных неподалеку мусорных ящиков, и более сильный солоноватый запах воды, плещущей о металлический борт корабля. Он затянулся сигаретой и подумал: я выкручусь.

Он был уверен в этом. Даже несмотря на все допросы, несмотря на все уловки следователей, он знал, что выкрутится. Он был уверен, что никто в Уилмингтоне не вспомнит ни Клер, ни его. Вспоминать было нечего. Да, он выкрутится.

Эта мысль не доставила ему удовольствия, потому что живой Клер нравилась ему больше. Она значила что-то для него. Она определенно что-то для него значила. С самого начала, как бывает, когда два человека неожиданно притягиваются друг к другу. Какая-то искра, вспыхнувшая в двух парах глаз. Да, она была офицером, но она вся принадлежала ему. Он снова вспомнил о ее теле, о том, как он его обнимал, вспомнил, каким прекрасным оно было тогда в Уилмингтоне. Эта мысль причинила ему боль. В ней было столько женственности, гораздо больше, чем в женщинах, которых он знал раньше. Из-за чего она так взъярилась на него? Почему она не могла оставить все, как было. Господи! Они были бы прекрасной парой, и им было бы хорошо вместе. Видит бог, он не хотел ее убивать. Дикая, нелепая случайность…

Конечно, есть и другие женщины, на которых можно рассчитывать. Женщины. Не важно, что еще случится, не важно, где тебя подстерегает неудача, не важно, как тяжело придется на службе, всегда есть женщины. И когда ты после этого чертового корабля оказываешься даже в таком скучном, благопристойном и трезвом городке, как Норфолк, ты всегда можешь найти себе женщину. И все же Клер значила для него гораздо больше, чем большинство других.

Может быть, ему еще раз удастся урвать недельку отдыха в госпитале встретить еще одну медсестру. Не такая уж плохая идея. После того как все кончится, конечно. Эти идиотские ограничения начали его раздражать. Сколько можно держать человека на привязи? Это еще хуже, чем учебный лагерь. Но эта идея с госпиталем была неплоха. Черт, один раз это уже сработало, почему бы не попробовать снова. Естественно, когда все закончится. После того как все эти ищейки перестанут вынюхивать. Мастерс его развеселил. Сыпал вопросами, как окружной прокурор в суде. Где было то, и когда было это, то да се. Смех, да и только.

Эти типы из ФБР — тоже парочка комиков. Эботт и Костелло или Мартин и Льюис. Черт, они и Миссури не смогут найти, если кто-нибудь спрячет ее в их ванной.

Он похихикал над своей собственной шуткой, в последний раз затянулся сигаретой и щелчком отправил ее за борт, проследив, как она прочертила дугу на фоне темного неба и зашипела, едва коснувшись воды.

Фебеэровцы вернулись на корабль примерно в 21.00. Сейчас было 22.30. А его все еще не вызвали на очередной допрос. Он готов был биться об заклад, что они ничего не узнали. Этот орешек им не по зубам. Он снова хихикнул и уже собрался уходить, когда услышал шаги, направляющиеся к нему. На секунду его охватила паника, но он сказал себе: спокойно, спокойно.

Он прищурился в темноте, жалея, что дверь в спальный отсек, в котором горел свет, закрыта и он ничего не видит. Человек приближался, но он все еще не мог узнать его. Может быть, Мастерс идет, чтобы задать еще несколько вопросов? Может быть, снова Мартин и Льюис? Может быть, они узнали что-нибудь? Может быть… Нет, они ничего не могли узнать. Никто не знал, что он ездил в Уилмингтон. Никто не видел его там.

— Кто это? — спросил он темноту.

— Я.

— Кто я?

— Шефер.

— A-а. Чего тебе?

Сжав кулаки, готовый ко всему, он смотрел, как Шефер подходит все ближе, бесшумно проскользнув мимо мусорных ящиков.

Он устало взглянул на писаря.

— Я собирался идти спать.

— Это может подождать.

— Естественно, — сказал он и потянулся за сигаретой, торчащей из кармана его синей куртки, а потом передумал.

— Что у тебя на уме, Шефер?

— Мертвая медсестра, — тихо сказал Шефер.

Он почувствовал, как его руки слегка затряслись, но он сдержал дрожь и спросил:

— Что именно?

— Ты знаешь.

Он быстро оглянулся. На палубе никого не было. Корма была не освещена.

— Нет, я не знаю.

— В больнице. Ты и медсестра.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Ты все прекрасно понимаешь. Моя кровать была напротив твоей. Я видел, как ты заигрывал с ней. Я видел все, так что можешь не отрицать.

Его мозг бешено заработал. Неужели это правда? Или это одна из штучек Мастерса?

— Ну, хорошо, — сказал он покладисто, — я заигрывал с ней, и что?