Владимир Колычев - Семья в законе

– Ты знаешь, я тут подумал, – нерешительно сказал он. – Может, тебе оклад поднять? На двести долларов, а?

– Эдуард Михайлович! – просияла девушка.

– Ну а что, работаешь ты хорошо...

– Даже не знаю, как вас отблагодарить!

– Знаешь, знаешь. А если забыла, то могу напомнить.

– Сама вспомнила, – жантильно зарумянилась она.

И шагнула к нему, но Лихопасов сначала осадил ее движением руки, а затем выпроводил за дверь.

Раскуривая сигару, он думал о том, как ловко обманул девушку. Он не станет ей ничего говорить, а через две недели она сама узнает, что ее новая зарплата урезана как раз на те самые двести долларов. Эти деньги он, разумеется, положит в свой бумажник.

Но настроение все равно не улучшилось. Сигара казалась какой-то прелой, кофе пах клопами. А тут еще дверь в приемной хлопнула, и Карина подозрительно вскрикнула. С шумом опрокинулось кресло, открылась дверь в кабинет, и Лихопасов увидел двух атлетов, чье появление, как обычно, не сулило ему ничего хорошего.

– Рэкет не вызывали? – громыхнул басом Семен.

Парень отличался необычным строением головы. Сверху она была зауженной, от линии глаз резко расширялась, а затем плавно уменьшалась по ширине, в районе подбородка сливаясь с могучей борцовской шеей. И уши у него были такие большие, что голова напоминала кувшин, поставленный на постамент из дубового бревна.

Вытянув голову вперед, он повел мощными плечами, отчего дорогой клубный пиджак на нем затрещал по швам.

– Что, не вызвал?! – осклабился Ждан. – Тогда за ложный вызов кучу бабла!

Он был еще более громадным, чем Семен, но выглядел почему-то не так внушительно. Может, потому, что черты лица у него были более мягкие, размытые, и в глазах не хватало той непоколебимой уверенности, которой отличались его старшие братья. И еще – походка у него недостаточно твердая, его все время заносило куда-то в сторону, отчего он цеплялся за предметы, которые, казалось, не стояли у него на пути. Вот и сейчас он умудрился опрокинуть журнальный столик, находившийся в метре от линии, по которой он двинулся к Эдуарду.

Братья всегда начинали визит этой незатейливой сценкой с рэкетирами. Семен был далеко не глуп, чтобы не понимать, насколько истерта эта присказка, но, казалось, ему доставляло удовольствие терзать слух Эдуарда, которому ничего не оставалось, как отвечать на весь этот фарс любезной улыбкой. От братьев он зависел, как цирковой пони от дрессировщика с бичом.

Семен первым занял место за приставным столом. Неповоротливый Ждан мог сесть рядом, но и его уже тянуло к тому креслу, в котором развалился брат. Остановиться он вовремя не успел, и всей своей массой навалился на Семена, едва не опрокинув его на пол. Тот воспринял это как нечто неизбежное; насмешливо глянул на Ждана, но ничего ему не сказал. Зато заговорил с Эдуардом:

– Ну что, толстяк, как поживаешь? – спросил он, нехорошо сощурившись.

– Как поживаешь? – усевшись-таки в свободное кресло, вторил ему Ждан.

– Э-э, нормально, – смущенный таким началом, пробормотал Эдуард.

Во-первых, он не толстяк. Ну, есть, конечно, лишний вес, но это за счет легкой упитанности, но никак не ожирения. А то, что в спортзалах он не пропадает, как братья Бурыбины, так ему пудовые бицепсы и не нужны. Да и легкие у него слабые – быстро задыхается.

– Классную ты себе секретутку нашел, – зловеще продолжил Семен.

– Ага, классную! – повторил Ждан.

– Э-э... Ну, это было не трудно... – нервно поправив галстук, отозвался Лихопасов. – Старобоярск большой, красивых девушек много...

– А сам девочкой не хочешь стать?

– Девочкой не хочешь? – эхом отозвался младший брат.

– Э-э, а что такое? – от плохого предчувствия похолодел Эдуард.

– Да то, что размял ты вчера эту тутку, – в упор глядя на него, жестко сказал Семен.

– Да, утку, – неправильно повторил Ждан.

– Э-э... Кто вам такое сказал? – не на шутку разволновался Лихопасов.

Семен молча и неторопливо поднялся со своего места, крутнул шеей до хруста в позвонках, нагнетая на Эдуарда панический страх, подошел к нему, встал сзади, неспешно и даже мягко взял его руками за уши. И вдруг со всей силой дернул вверх. Ощущение было таким, будто голову оторвали от плеч, вытаскивая из разорванного позвонка толстую нить слухового нерва. От боли у Лихопасова из глаз хлынули слезы.

– Тебе не все равно, кто сказал? – взревел Семен.

– А-а!.. Все равно!

Парень отпустил Эдуарда, и тот, схватившись за надорванные, казалось, уши, плюхнулся в директорское кресло.