Анатолий Галкин - Черный чемодан

Его сразу приняли за «индивидуала», за такую темную лошадку, которую лучше не трогать. К нему даже возникло некоторое уважение, когда узнали, что новому их собрату «клеят убийство при отягчающих…» Два дня его не трогали.

Но Дмитрий не знал, что такое его состояние может продлиться лишь пару – тройку дней. Ему было не избежать «прописки». Сейчас за ним просто приглядывают и соображают, какую ему «подлянку кинуть». Он не прошел бы этих испытаний. Они не так сложны, но их надо знать.

Утром он уже допустил ошибку, когда косой старик передавал ему кусок мыла и уронил его. Дмитрий поднял. Совершенно машинально… Пустяк, но это уже было началом его падения. Поднял – значит поклонился. Поклонился, значит, покорился… Здесь действует простая формула: «Ты уронил, ты и подними».

Дима не чувствовал, что для жителей «хаты» назревает развлечение. Спектакль, где он главный герой. Только сюжет вот до конца не ясен. По ходу действия можно возвысить себя, а могут тебя и опустить…

Косой старик уже встал и, потирая руки, подошел к Дмитрию, когда вдруг звякнул засов и надзиратель бесстрастно произнес:

– Назаров, к следователю.

Никакой следователь не любит, когда вмешиваются в его дела. Приятно, конечно, когда тебе звонит генерал с Петровки и просит о чем-то… И просьба странная: разрешить какому-то Савенкову встретиться с подследственным и переговорить с ним. Да еще наедине… Кто он такой, этот Савенков? Мы даже адвокатов не очень пускаем. А этот – частный сыщик… Надо было у этого генерала Дибича бумагу попросить.

Бухонин понимал, что мысль стребовать с генерала письменный приказ, по крайней мере, глупа.

Успокаивало то, что дело по убийству Горюновой развалить невозможно. Есть свидетели, отпечатки Назарова на ноже, кровь убитой на его рубашке… Тут даже адвокат Перри Мейсон не поможет… И кто это сказал, что этот Савенков убийце помогать будет. А кому? Следствию помогать не надо – сами справимся…

Савенков оказался человеком достаточно добродушным и не вызывающим никаких антипатий. Спрашивал извиняющимся тоном и вопросы задавал только такие, на которые Бухонин четко знал ответ.

Они разговаривали уже двадцать минут, когда конвоир ввел Назарова.

Бухонин впервые видел его после того суматошного голого ареста.

– Итак, подследственный, сегодня я начну с вами плотно работать. Наши с вами интересы совпадают. Побыстрей завершим следствие, а после суда – на зону. Там намного лучше, чем в нашем СИЗО. Природа, уютные бараки… С вашим образованием могли бы эти десять лет в библиотеке просидеть. Или редактором лагерной стенгазеты… Но это все потом. Сейчас вот Игорь Михайлович хотел с вами поговорить. Я вас на тридцать минут оставлю… Кнопка здесь. Конвоир у двери…

Бухонин зачем-то оглядел свой кабинет, вздохнул, вышел и сел в коридоре рядом с конвоиром…

– Вот что, Дмитрий. Следователь, наверняка, хороший человек, но задачи у нас с ним разные. Ему быстро дело закрыть надо, а мне, правда нужна.

– Мне тоже.

– Значит, не собираешься сознаваться.

– Не в чем.

– Но я знаю несколько больше, чем следователь. Знаю тему твоей статьи и почему вдруг тебя так заинтересовала Горюнова… Ты чемодан у нее искал?

– Нет! Нет… но я знал о чемодане… Вы следователю об этом не говорили?

– Пока не говорил.

– Не надо… У них все против меня есть. Нет только мотива. Пришел вдруг корреспондент и убил старушку. Достоевский и только… Без мотива все это глупо. А чемодан – это мотив. Знал и хотел убить и ограбить.

– Логично рассуждаешь… А что же было на самом деле?

– О чемодане знал. Дед перед самой смертью сообщил. Он с ее отцом в Берлине воевал… Хотел с ней поговорить. Хотел статью яркую написать… Договорился. Пришел. Дверь открыта и она лежит. Я машинально нож из трупа вытащил, приподнял ее – не дышит. Вскочил и бежать… Вот вам и отпечатки, и кровь на рубашке… А кому теперь докажешь?

– Если все так, Дима, то ты крепко влип… Когда появится у тебя адвокат, пусть со мной свяжется. Запомни: я – Савенков, детективное агентство «Сова».

На дачных участках трудно сделать что-либо незаметно. Особенно на новых, где лишь молодые кусты и чахлые полутораметровые яблони. Никто не отказывает себе в удовольствии понаблюдать за соседями. И даже в жару, в будний день, когда кругом казалось бы пустынно, в мансарде дальнего домика могут находиться любопытные глаза, пристально за вами следящие…