Анатолий Галкин - Стратегия риска

Савенков открыл кейс, продемонстрировал кассеты, папки, бумажки и направился к зданию банка.

Самолет приземлился в Киеве в полночь.

Первым по трапу поднялся майор в обычной пограничной форме только с трезубцем на кокарде. Он осмотрел салон, пошептался со стюардессой, которая грубо пальцем указала на Савенкова.

Майор запомнил внешность и после этого первый раз улыбнулся:

– За вами из Москвы приехали. Встречают у трапа, господин Савенков… Всем остальным приготовить паспорта. Проверять буду прямо у самолета!

Когда пограничник спустился на летное поле Савенков взял камеру, оставив кейс с документами у Олега.

Пассажиры оглядывались и не занимали проход, пропуская важного гостя.

Савенков шел неторопливо. Из иллюминатора он видел черную «Волгу» у трапа. Еще бы догадаться, кто в ней сидит…

У выхода на трап пассажиров провожала суровая стюардесса. За ее спиной был проход в служебное помещение перед пилотской кабиной. Это маленький, но шанс… Олег наклонился к девушке в синем кителе:

– Там в последнем ряду женщине плохо… Возможно с сердцем что-нибудь.

Поток людей с сумками продвигался навстречу, и стюардесса с трудом протиснулась в хвост самолета.

Олег заглянул за занавеску. Перед пилотской кабиной висели три кителя и над ними три фуражки…

Савенков уже сидел в «Волге», а майор бегло просматривал паспорта сходящих с трапа. Женщин он пропускал. Ему нужен был человек по фамилии Крылов. И этот человек – пассажир. Так что, на сбегающего по трапу летчика можно было не обращать внимания…

Он пришел в себя и сразу же ощутил радость. Так прекрасно жить! Так приятно лежать на спине, чувствуя под собой холодный и мокрый земляной пол подвала… Все в мире относительно! Понятно, что валяться под пальмами на морском песочке было бы предпочтительней. Относительно пляжа на Канарах этот погреб представлялся адом, но относительно мраморного стола в морге он был раем… И запахи, окружавшие Ракитского, были райские: клубничка, вишня, огуречный рассол с чесноком и укропом…

Долго не удавалось встать. Непослушные ватные ноги скользили в густых сладких лужах.

Краем глаза Ракитский уловил мерцающий в дальнем углу погреба свет. Свеча горела на столе, свеча горела… Значит, без сознания он был минуты: пять, десять, двадцать. Не более тридцати. Когда он спускался сюда, то обратил внимание на горящий огарок свечи, который сейчас превратился в догорающий огарочек…

Путь наверх для Ракитского был несколько проще, чем восхождение на Эльбрус. Но все происходило, как у альпинистов: он несколько раз срывался, скользил вниз, цеплялся за уступы лестницы и упорно двигался к вершине. Вперед и вверх!

Вершиной был люк в полу деревенского дома жадного и глупого мужика по кличке Казан.

Ракитский сообразил прихватить с собой сладкий и липкий парик, а фуражка лесника осталась внизу. Это была улика и по здравому размышлению надо бы спуститься и забрать ее. Но Ракитский не размышлял. Пошатываясь, он прошел мимо мирно спящих на полу Серого и Казана. Узнать его они не могли, но реакция была бурной. Мычанием и круглыми глазами они выражали нормальный ужас при виде мужика с бугристым, вишнево-красным лицом.

Водопровода в избе Казана не было. Умывался он, очевидно, в тазике, но тот был пуст, как и стоящие рядом ведра… Во дворе Ракитский с тоской посмотрел на старый колодец с воротом. Крутить ручку и тащить наверх ведро воды очень не хотелось. А если бы и хотелось – все равно не хватило бы сил… Ракитский поборол брезгливость и начал смывать с себя варенье, стоя у бочки с дождевой водой.

Из бочки он умывался второй раз в жизни. Первый был давно. Ракитского родители привезли в Крым. Милый пятнадцатилетний Сереженька никак не мог понять, почему место с красивым названием «кемпинг» это три десятка фанерных сарайчиков. Почему водопроводная труба оканчивается единственным краном в центре поселка, а воду включают лишь на два часа и только ночью… В полночь у источника собирались все с ведрами, флягами, бутылками. В это же время наполняя и бочку, стоящую между туалетом и пожарным щитом.

В первый же день, утомленный суточным переездом Сережа облил себя из этой бочки… Вечером старенький добрый врач покрыл его лицо зеленкой и успокоил: «Ничего страшного, молодой человек. Через три – четыре недельки все пройдет. Категорически нельзя купаться, загорать и вообще выходить на улицу… Шашлыки исключаются. Только легкая пища: кашка, компотики и изредка кефир…»