Анатолий Галкин - Стратегия риска

Действие, как у модных режиссеров, началось с видеозаставки. Хмурый суетливый хозяин кабинета, нагнетая тревожную атмосферу, взмахнул видеокассетой и увлек Славина к телевизору. И все эти действия без слов. Только жесты и невнятные, но красноречивые междометия.

С первых кадров Славин узнал и время, и место действия документального фильма. Снимали в тот злополучный день на не менее злополучном пустыре.

Оператор на первых порах снимал общие планы с едва различимыми силуэтами. Крупно и четко камера выхватывала только его, Славина.

Вот он под звуки выстрелов лежит, врастая в землю. Вот вскакивает и палит из автомата длинными очередями… Камера перемещается вправо и выхватывает троих, бегущих прямо на Славина. В их руках нет оружия. И вид их не очень страшный. Бегут себе и бегут.

Сначала падают на землю крайние участники забега. Правый! Потом левый! И оба в легких черных куртках.

Средний парень в светлой футболке подбегает ближе. Вот он во весь экран. Молодое приветливое лицо.

И вдруг на его груди одна за одной три пули разрывают ткань футболки. Фонтанчики крови и расплывающиеся на их месте красные пятна… Парень замирает. Улыбка переходит в гримасу боли. Несколько лебединых взмахов руками и он падает. Замертво!

Камера делает левый поворот – в десяти метрах от свеженького трупа стоит ошалевший Славин. Он продолжает давить на спусковой крючок автомата, но патроны уже кончились. Видно, как дымится усталый перегретый ствол.

Через пару секунд Славин бросает ненавистное орудие убийства и бежит к машинам.

Крупным планом – лежащий на траве автомат. Это финальный кадр…

Дон нажал кнопку на пульте и экран погас.

Славин сидел и не шевелился. Не слушались не только ноги – руки, но и язык. Очень о многом хотелось спросить. Хотелось, но не моглось.

В театре труднее всего играть длинную паузу. Это могут только гениальные актеры. Дон это знал и именно сейчас очень пожалел, что бросил сцену… Он молчал две минуты и заговорил лишь почувствовав, что Славин способен слушать, отвечать и кое-как соображать.

– Беда, Глеб Васильевич. Беда! До сих пор не могу опомниться. Три часа назад они мне эту пленку прислали.

– Кто? Откуда прислали?

– Не с «Мосфильма» же! Ребята Хруща очень грамотно нас сделали. И где это они камеру спрятали? Красиво сработали… А ты, Глеб, ну прямо как герой-любовник. Все время в камеру лез. Никого больше из наших нет, а ты везде крупным планом.

– Я не хотел.

– Не хотел… А стрелять зачем начал?

– Ты же сам мне крикнул: «Стреляй! Кроши их!» Это я точно помню, Дон.

– Крикнуть-то я крикнул. Но не в том смысле. Пугнуть их надо было. В воздух пальнуть. А ты прямо по грудям… И оружие бросил. Это тоже для них козырь. Все козыри у них на руках! И автомат с твоими отпечатками у них.

– Ты, Дон, откуда это знаешь?

– Так они вместе с кассетой письмо прислали.

Это был эффектный финал первого действия. Дон неторопливо открыл все шторы, внимательно разглядывая местность. При этом он ни разу не встал прямо по центру окна. А все сбоку, выглядывая из-за стены… Достоверность роли должна быть видна и в мелочах! После короткого антракта началось второе действие. Дон читал выдержки из письма и комментировал их все более и более мрачно.

Получалось, что за убийство братков Хруща придется платить. И не Дону, а именно Славину.

Письмо было пространным. Но через массу угроз сквозило, что Хрущи очень хотят заполучить весь бизнес Славина. Все его бензоколонки, мойки, магазинчики. Но и тогда жизнь ему они не гарантировали.

Дон неуклонно подводил к тому, что ситуация создалась безвыходная. Не поможет ни бегство за океан, ни новые документы, ни пластические операции. Везде найдут и уроют. Полная безнадега!

Из последних сил Славин попытался пошутить: «Может быть мне и гроб себе заказать?» Но Дон откликнулся на этот всплеск черного юмора очень серьезно. Он ответил: «Я думаю, пора. Другого выхода нет».

Опять повисла пауза. Короткая, минутная.

Дон вдруг вскочил с места, забегал вокруг Славина и заорал:

– Придумал! Есть один выход, единственный! Будешь жить, Глеб, и радоваться. Я все стрелки на себя переведу. Пусть со мной воюют. А тебя из игры выведу и бизнес твой при тебе останется.

Дон говорил еще много и непонятно, но взволнованно радостно. Эйфория захватила Славина. Он тоже вскочил, начал хихикать и прослезился. Именно поэтому он не заметил, как в кабинете появился тихий нотариус с кипой бумаг.