Владимир Соколовский - Возвращение блудного сына

На следующий день в семь часов вечера они вышли из дома. Федька, посвежевший и отоспавшийся, преобразился. Шаг его был быстр и мягок, движения плавны и мгновенны. Малахов еле поспевал за ним, и Фролков шипел. Наконец, скрипнув зубами, сбавил шаг и пошел рядом.

— Не узнаю я тебя, Федя, — запыхавшись, сказал Николай. — Шустрый стал какой. И не поверишь, что вчера страхом исходил.

— Замолчи! — надрывно выкрикнул Федька. Он снова ускорил шаг, заговорил отрывисто: — Что бы ты понимал, серая кобылка! Ну что ты в жизни, кроме обмоток да портянок, видел? А ему что ты, что я — плюнуть и растереть. Еще неизвестно, жил бы я или нет, если б на сегодня не понадобился. Понял, как у нас? Поря-адок… — Он засмеялся слабо и тихо, и Малахов содрогнулся от этого смеха.

«Вот сейчас и уйти», — подумал он. Федька словно угадал его мысли: схватил за руку и промолвил так же расслабленно:

— Рядом держись. Отойдешь больше чем на два метра — распорю.

— Зачем я тебе нужен? — спросил Малахов.

— Нужен, значит, нужен! Насчет тебя строгий приказ дан, а у нас — я говорил — порядок!

И Николай понял: с этой минуты ничего уже не сделать самому, по-своему. Если раньше он легкомысленно рассчитывал, что захоти — и сразу же будет свободен, то теперь стало ясно: любое проявление собственной воли ведет только к одному — немедленной смерти. Сердце его упало, он шел рядом с Фролковым, как в строю: деревянным шагом, размахивая руками, тупо и влажно взглядывая по сторонам.

Федька тащил его по пыльным людным вечерним улицам; Малахов устал. Продравшись сквозь толпу на главной улице, они остановились возле двухэтажного приземистого, с балкончиками наверху и двумя колоннами внизу, здания. Поверх окон первого этажа была аляповатая вывеска «Медведь», а по обе стороны колонн нарисовано по фигуре скалящегося, невиданного коричневого зверя. Фролков деловито огляделся и подошел к притулившемуся возле угла ресторана, пускающему тягучие плевки на тротуар парню. Тот, увидав их, осклабился, сунул обоим вялую потную руку:

— Привет!

— Где? — лениво осведомился Фролков.

— Не знаю. — Парень пожал плечами. — Нету пока. Обожди, подойдет. — Он вытащил папиросы.

Закурили. Вечернее солнце крепко палило, и у Николая заболела голова.

— Куда он девался? — ворчал Федька. — Ты прозевал небось?

— Да ну! — оправдывался парень. — Мой глаз вострый. Подойдё-от! Каждый вечер сидит.

Вдруг он встрепенулся, схватил Фролкова за локоть:

— Вон! Высокий, с чубом. Рядом еще красавчик в кепочке.

— Где? Где? — заозирался Федька. Стукнул парня по руке. — Пальцем-то не тыкай, дурак! Забыл, с кем имеешь дело? Которые на ресторанное окно смотрят?

— Ага!

— Ладно… — Фролков прислонился к углу. — Давай топай теперь, мы, — он коснулся малаховского плеча, — сами управимся.

Парень ушел. Федька стоял и курил, а Николай маячил рядом, посматривая на двух стоящих напротив окна мужчин. Кто такие, интересно? Вот высокий усмехнулся нерешительно, пожал плечами, но махнул рукой и пошел вниз по улице рядом с приятелем.

Федька растерянно поглядел им вслед, выругался:

— В душаку мать! А говорили — в ресторан пойдет.

Он морщил лоб, мучительно соображая. В чем-то вышло несоответствие между фактом и заданием, полученным Фролковым.

— Может быть, обратно пойдем? — сунулся Малахов.

Но Федька уже решился: сладко потянулся и, схватив спутника под руку, мягко заскользил вниз по улице, где мелькал среди голов пышный чуб высокого мужчины.

Движение было большое, они вырвались из толпы только недалеко от набережной. Вошли в тихий дворик, куда свернули преследуемые, и уселись на скамейку в глубине двора.

— Сейчас, сейчас… — суетился Семен возле самовара. Самовар был старый, луженый во многих местах, куплен по дешевке у рыночного барыги; приобретение немалое, если учесть склонность Кашина к долгим вечерним чаепитиям. Наконец он вздул самовар, шлепнулся на табуретку:

— Ф-фу-у…

Баталов, пристроившись у колченогой этажерки, листал книги, бормотал:

— Сахаров. «Казнь королей»… Ленин. «Задачи союзов молодежи»… Жорес. «История Конвента»… Орловец. «Похождения Карла Фрейберга, короля русских сыщиков»… Бебель. «Женщина и социализм»…

Он покачал в руке пухлый том, с уважением глянул на Семена. Тот крутился на табуретке, не зная, чем занять гостя. Пока шли по улице, был обиходный разговор, беглый и необязательный. Теперь же, в узкой своей комнатке, Кашин впервые за сегодняшний день почувствовал себя неуверенно. О чем он будет говорить с Баталовым? Да и захочет ли Михаил говорить с ним? Молчит, роется в книжках, на вопросы отвечает не сразу, бурчит чего-то вполголоса.