Владимир Соколовский - Возвращение блудного сына

Семену тоже был интерес в этом путешествии. Ему хотелось поближе сойтись с Михаилом. Баталов работал в губрозыске даже дольше самого Войнарского, и ребята, в глаза подтрунивающие над «Кроме того», на деле, где могли, усугубляли ореол исключительности, витающий над его головой. Помимо славы ветерана, по пятам за ним ходили еще и легенды об исключительной смелости, дерзком и парадоксальном уме. Но при этом, несмотря на видимую демократичность Баталова, редко кто мог похвастаться откровенным разговором с ним: Миша держал свои мысли при себе и общения накоротке избегал. Поэтому Семен, работавший в губрозыске без году неделю, считал безусловным успехом тот факт, что Михаил допустил его в свою компанию. И потом личность Баталова обросла в последнее время какими-то странными слухами: поговаривали, что он с некоторых пор почти все свое внеслужебное время проводит в ресторанах, где прожигает деньги и молодую жизнь в угаре нэповского разгула. История губрозыска знала уже несколько случаев, когда блестяще начинавшие свою карьеру розыскники спивались, опускались, попадая в конце концов в общество людей, которых еще недавно считали своими врагами. С Мишей беседовали: комсомольцы, начальство, — но он отмалчивался и в раздражении уходил от разговора.

Над головой Баталова уже начинали сгущаться тучи, а он, казалось, не обращал на это внимания и на работе по-прежнему был спокоен и сосредоточен.

Однако странности баталовского поведения еще более усиливали интерес Семена к его особе; ценность же предстоящего общения с ним, соответственно, повышалась.

Первым делом Баталов обошел все кельи, предварительно отделавшись от увязавшегося следом директора колонии. Семена он тоже шуганул, но тот все-таки следовал за ним на приличном расстоянии, прячась за колоннами. Михаил побывал в часовне, в трапезной, в одной из келий даже посидел немного; вид имел при этом суровый и торжественный. Вдруг, углядев за колонной умирающего от любопытства Кашина, шуршащими шагами, приседая, понесся к нему и, схватив за шиворот, вознес над ним руку, как будто для удара клинком. Но тут же отпустил его, погладил по голове. Оправив воображаемую сутану, сказал гнусаво: «Сын мой!..» — после чего медленно удалился.

Однако стоило Баталову заглянуть в пустые мастерские колонии, как из Рыцаря Красного Оружия он снова превратился в резвого оперативника, короля губрозыска. Яростно засопев, бросился к кабинету директора. Тот сидел в расстегнутой косоворотке, красный и небритый. Развел руками:

— Бегут! А что я сделаю? Бегут и бегут. И заказы, главное, есть — работай да работай! А они бегут.

— Заказы есть, говорите? — осторожно поинтересовался Баталов. — И что, дорогие заказы?

— Ну, не так дорогие… — вильнул глазами директор. — При чем здесь это — дорогие, не дорогие? Главное — человек должен трудиться!

— Это-то ясно… Мне вот что интересно: всю зиму заказы у вас были, и ребята на совесть работали, я знаю, так хоть копейку вы им за работу дали?

— Какую копейку? — Директор всполошился, вскочил. — Они тут жрут, живут, а я им еще и деньги плати! Да одного ремонту на мильен!

— Так стыдно небось человеку работать ни за что. Эх, чего говорить! Разбежались, значит, ребятишки. И Леха Мациевич удрал?

— Мациевич, Мациевич… — Начальство заскребло лысину. — Что-то не упомню. Это Фофан, что ли?

— Своих воспитанников не мешало бы знать хоть по фамилиям! — сурово сказал Миша. — Впрочем, вы не ошиблись — он же Косой Фофан.

— Тоже убег! Ну их, этих угланов, ей-богу! Ведь у него горячка начиналась, я в больницу хотел отправить, а он… просто беда!

Баталов, не слушая, поплелся из кабинета. Директор выскочил из-за стола, открыл дверь и повел рукой:

— Прошу отужинать! Сейчас принесут, я распоряжусь!

Михаил отодвинул его плечом. На улице зло сплюнул:

— Клоп! Присосался к ребятам. Погоди-и! Он с мебельщиком Кармановым спознался: детишки бесплатно табуретки колотят, Карманов их продает, а выручку они пополам делят. Ничего, разберемся, дай время… Эх, Леха, Леха, глупая башка, где ж тебя искать-то теперь? Ладно, идем, попробуем…

Они поднялись в гору, через дыру в заборе проникли на железнодорожную станцию и долго шагали через пути, пока не оказались возле вокзала. Баталов приблизился к сидящему на ступеньках старому одноногому нищему:

— Здорово, Бабин! Что-то ты поправился вроде.

— Это есть! — охотно отозвался нищий. — Этта подломался маненько да в больницу, слышь, попал. А там лекарствию колют — от нее пучится человек, вширь разносится, чтобы, значитца, просторнее было естеству.