Дмитрий Линчевский: В капкане

Полынцев, под впечатлением от рассказа, немного помолчал, но быстро очнулся.

— Подождите, а какое отношение это имеет к нашему делу? При чем здесь Кавказ?

Петрович кашлянул в седые усы.

— Неужто, не понял?

— Нет, конечно.

— Да Руслан и есть тот кавказец, которого я сегодня выпустил. Узнал я его по бородавке под глазом. Хоть режь меня, хоть стреляй… не мог я его не выпустить, не мог! Вот такая вот вышла оказия.

Полынцев почесал макушку.

— Ни судить вас, ни оправдывать не имею права. Война для меня — дело святое. Но как, черт возьми, он здесь-то оказался?

— Репрессировали их в 44-м за лесные подвиги. Руслана с семьей в наши края отправили, так тут и остался.

— Даже не знаю, что и сказать — война и немцы.

Петрович встряхнул руки, будто сбросив какую-то тяжесть.

— Ну, а теперь о нынешней истории.

Началась она с того, что решил я прицениться к своему домику. Внук все в город звал. Говорил, продай свой теремок, купи нормальную квартиру. Ну, думаю, ехать — не ехать, еще посмотрим, а оценку провести не помешает. Послал, в общем, объявление в газету. Через какое-то время звонят. Говорят, мол, желаем посмотреть вариант. Об чем речь, отвечаю, милости просим. Жду день, другой. По утру приезжают. Два огромных бугая: один лысый, как пятка, у второго морда в ворота не лезет — говорят, мы риэлторы. А я по глазам, как по газете читаю. Вижу — жулики. Причем, не абы какие — с биографией. В общем, угостил их чайком из бабкиных травок, усыпил. Потом вызвал внука, опустил в погреб.

Вечером говорю: мол, рассказывайте, мерзавцы, сколько душ загубили, сколько людей по миру пустили. А они на меня, как бешеные собаки — рычат и гавкают. Ну, правильно, думаю, какой же дурак станет правду рассказывать, да еще дедушке-крестьянину. Мучаюсь в сомненьях, как с ними поступить. Тем временем через вентиляционную трубу потихоньку подслушиваю. Промелькнуло меж ними названье «Капкан». А я знаю, что это такое, у меня внук, аккурат, в тех краях живет. Говорю ему, ну-ка сплавай туда, милый, глянь, что там деется, мож, чего интересного найдешь.

Он глянул. Нашел… первую могилу. Вот так, думаю, улов. Кричу им в погреб: пишите, мол, явку с повинной. А они меня к чертовой матери шлют и еще вдогонку стращают: мол, стукнешь куда, старый хрен, мы тебя живого в землю зароем. Понятное дело — кто ж пенсионера испугается. Только последнюю угрозу они зря сказали. Не знали ведь, что у меня с этим больные воспоминанья связаны. И понимаешь ты, увидел я в них тех самых немцев у оврага. И почувствовал, что сейчас могу с ними за все поквитаться. Отомстить им за все фашистские зверства. Понимаю, что не прав, понимаю, что жесток. Но у меня душа-то тоже побитая. Такими же вот выродками.

— Так что вы с ними сделали?! — не утерпел Полынцев. — Живьем, что ли, закопали?

— Да.

У Полынцева отвисла челюсть…

Опергруппа мчалась в село на милицейском уазике.

Мошкин ерзал на переднем сиденье, указывая дорогу. Ночной бой, двое убитых, двое задержанных — крутились в его голове слова дежурного. Пропустил, все самое главное пропустил.

— Где поворот? — крутя головой, спросил водитель.

— Где-то здесь, — отмахнулся Мошкин.

— Не знаешь, что ли? Говорил же, вместе были.

— Естественно, вместе. Я и говорю, сворачивай… где-нибудь.

— Где?

— В гнезде! Вот здесь и сворачивай.

Уазик, притормозив, съехал с трассы на грунтовку.

— А там куда? — не отставал водитель.

— Прямо.

— Здесь и так ясно, что прямо — поле кругом. Я спрашиваю, куда на развилке сворачивать?

Мошкин, вздыхая, достал из кармана мобильный телефон.

— Какой ты нудный. В двух соснах разобраться не можешь.

— Какой ты опер, если вчерашний день найти не можешь.

— Поумничай мне здесь, комбайнер.

Петрович поднялся с табуретки и вышел на крыльцо.

— Внучок! — крикнул он длинноволосому пареньку, стоявшему у сарая. — Бери лопаты, пошли урожай выкапывать.

Челюсть Полынцева отвисла еще ниже.

Зайдя в огород, они направились к двум грядкам, из которых торчали толстые гофрированные шланги. Петрович, вытащив один из них, посмотрел на внука.

— Приступай.

Тот сноровисто замахал лопатой.

Земля полетела в стороны черными брызгами.

Через пару минут штык лопаты уткнулся во что-то твердое, судя по звуку, деревянное.

— Слабонервных прошу не смотреть, — сказал паренек без всякой иронии.

У Полынцева в кармане зазвонил телефон.

— Да, — вытащил он трубку.

— Андрюха, на развилке куда сворачивать? — гаркнул в ухо Мошкин.