Леонид Могилев - Тройное Дно

Утро уже недалеко, тайно проникает в коридоры и комнаты. Зверев выпил граммов семьдесят пять, сосиску бросил в кипяток, потом еще посмотрел ночной канал. Опять дикторша вопрошала и причитала, рассуждая о невозможности найти преступников, как это было всегда и всюду.

Допросы он начал в полдень. В семнадцать часов посетил морг и никаких положительных эмоций от этого визита не получил. Акты экспертиз еще не были готовы, и часа два он просидел над протоколом осмотра места происшествия.

Водителя такси он отпустил сразу, взяв подписку о невыезде. С официанткой дело обстояло несколько сложнее. Женщина средних лет и обыкновенной наружности.

«— В то утро посетителей было мало. Их вообще мало сейчас в принципе. Цены высокие, рейсов почти нет, керосина нет, иностранцы кушают в другом месте: на втором же этаже, но с другой стороны. Так как-то повелось. Артистов узнала сразу, посадила за столик в углу зала, обслужила на высшем уровне. Летели они, видно, не на гастроли, не на концерт, иначе бы с ними обслуга была и другие всякие люди.

Артисты у нас кушают. И спокойней, и чисто. Да и тогда пусто как-то, даже необычно несколько. Вообще-то столиков пять всегда занято.

Еще двое вошли позже. Один в майке. С серпом и молотом. Хорошо помню, с саквояжем каким-то. Из него и деньги доставал. Вынул пачечку, сто тысяч дал. Потом еще столько же. Не жадный. А с ним по виду командировочный. Портвейн пили крымский, по сорок тысяч бутылка, закусили тысяч на семьдесят. Командировочные скорее всего.

— Подходили ли они к убитым, разговаривали при вас?

— Нет. Они на них внимания не обращали или делали вид.

— А говорили про что?

— Про билет на Краснодар. Лететь должен был один, а второй билет собирался брать. И рейс откладывался. Потом оказалось, там с самолетом что-то. Не выпускали долго. А у наших борта лишнего не оказалось.

— Еще-то кто был в зале? Кроме двоих?

— Еще мужчина. Одет тщательно, чаю попил с лимоном, бутерброд с рыбой взял. Читал газету. Потом вышел.

— Когда вы обнаружили, что случилось что-то с артистами?

— Я рассчитаться к „краснодарцам“ этим пошла. Потом они вышли, а я смотрю — вроде как спят артисты. Они часа четыре сидели. Утомились. Им-то куда надо было?

— Им тоже в Краснодар. Ну, подошли вы?

— Я подошла. Бабетта, так ее называли, лицом в тарелку, Котик…

— Кролик…

— Кролик в кресле откинулся. Только глаза навыкат, открытые, и лицо синее. Язык выпал изо рта. Я присмотрелась, проволочка в щеке торчит. Или иголка. Я Бабетту взяла за плечо — не отзывается, приподняла — она еще синей.

— А тот, что чай пил?

— Он деньги на блюдечке оставил. Его уже не было.

— И что, в зале больше никого? Ни за стойкой, ни у дверей?

— Никого. У нас штаты сократили. Зато зарплата побольше теперь.

— А выстрела никакого не слышали? Выстрелов, точней.

— Нет, ничего.

— И больше никто в зал не входил?

— Никто не входил. У нас дверь приоткрыта, все видно. Сами потом посмотрите. Не войдет и не выйдет. Времена нынче такие. Посуду могут со стола взять, скатерть.

— На столах ничего не было? Трубочек никаких? Зажигалок необычных, ну, шприца?

— Нет, ничего.

— И как вы думаете, кто это мог быть?

— Получается, что те двое. Ведь если бы один колол иголкой артиста, Бабетта бы заверещала, или наоборот. А это яд?

— Яд, каких еще поискать. Вы домой, наверное, хотите?

— Естественно.

— Только я вас еще подержу здесь. Для вашего же спокойствия. Может быть, одним деньком обойдется. Сейчас пойдете с нашим товарищем в просмотровый зал, попробуем вспомнить, как выглядел тот, который чайку попить заходил. Вы хорошо его помните?

— Так себе. Худой, лет сорок пять, с залысинами…

— Вот-вот. Потом опять встретимся, Тамара Петровна.

— А тех двоих — что, не нужно вспоминать?

— А они здесь уже. Очереди ждут.

— Поймали?

— Задержали. Опознать сможете?

— Конечно.»

Ефимов просвечивался легко и не содержал в себе «черного ящика». С его тезкой Пуляевым дело обстояло совсем не просто. Происхождение денег тот объяснить отказался наотрез. Поведение его было кошмарным: попытки скрыться, отказ от дачи показаний, полная прострация, чередовавшаяся с мгновенной эйфорией и нервной болтливостью, путали Зверева, мешали ухватиться за кончик нити, который мелькал то там, то здесь, отлетал вместе с клубком обстоятельств, а после неожиданно появлялся перед глазами. По словам Ефимова, Пуляев от столика не отходил, не вставал даже, расплатился и вышел. Потом повел себя, как настоящий киллер после выполненного заказа. В туалете изменил внешность, переоделся, выбросил майку. Вакулин примчался в Пулково почти сразу и даже мусорные урны распотрошил со своей бригадой, метр за метром отыскивая возможное орудие убийства. Это должен был быть стержень с мощной пружиной или пистолет вроде газового. На стрелках были насечки для стабилизации полета, игла полая, внутри яд, смертельный, проверявшийся сейчас по перечню боевых.