Михаил Зайцев - Путь самурая

— Глянь, Игореха, вишь озеро? На евонном берегу коттедж и личное хозяйство Ивана Андреевича. Ты на лошадях умеешь кататься?

— Не-а...

— Жалко. У Ивана Андреевича есть парочка племенных арабов, по тридцать тыщ баксов за голову. Кататься на них полный кайф!

Машина нырнула с горки, покатилась по довольно приличной, несмотря на отсутствие асфальта, дорожке вниз, к лесу, к озеру.

— Петь, как озеро называется?

— Карьер.

— Так и называется — «карьер»?

— Ну! При совке здесь был карьер, земляные разработки. И еще два года назад копали, пока малец один на шашке не подорвался, общественность запротестовала, и карьер затопили.

— Здесь велись взрывные работы? — уточнила Женя.

— Ну. Зарядят аммонита, жахнут, опосля экскаватор подгонят и копают. Я сам, пацанчиком, таскал с карьера взрывчатку, все мелкие этим делом занимались. Проберемся в вагончик к подрывникам, своруем аммонит, огнепроводный шнур, запалов из черного пороха натырим и драпать. Кого ловили, того родичи ремнем драли, и в школе неуд за поведение ставили, и в детскую комнату милиции на учет. А убежишь от работяг, им же за рубль вечером аммонит со шнуром и запалом и продашь. Сам-то рабочий класс взрывчатку тырить боялся, а в пяти кэмэ к югу речка протекает нормальная, не то что наша здешняя, и глушить рыбу в той речке по выходным для нашенских работяг было вторым, после водяры, развлечением.

Петр продолжал болтать, углубляясь в историко-географические подробности местности, Евгения его переспрашивала, уточняла, когда прекратились взрывные работы и какова вероятность, что у кого-то из жителей города сохранилась в погребе уворованная взрывчатка. Игорь слушал вполуха пустой, по его мнению, разговор и наслаждался весной.

Михайлов опустил стекло рядом с собой, дышал свежим, пахнущим сырой землей воздухом, щурился на солнце. Ему вдруг сделалось удивительно хорошо, «благостно» — как говаривали в старину. Весна умиротворяет. Не та весна, что заставляла мерзнуть неделю назад в Москве, а вот эта, здешняя, среднерусская да черноземная, щедрая на тепло и солнечные лучи, на зеленый пунктир травки в рыхлой земле, на беременные почки и смеющиеся лужи, на желтые кляксы мать-и-мачехи, на чириканье шустрых пташек и жужжание проснувшихся раньше положенного майских жуков.

Между тем машина подъехала к замку. Да-да, к самому настоящему замку. Башенка с конической крышей, окна-бойницы, зубчатая каменная стена вокруг, деревянная пристройка, не иначе конюшня, дубовые, распахнутые настежь ворота. На фоне озера очень красиво. Безвкусно, аляповато, претенциозно и в то же время красиво красотою павлина, распустившего хвост на полянке в лукоморье.

Петр припарковался на специализированной площадке, где уже отдыхало несколько заморских авто. Они покинули машину, как и прежде, гуськом двинулись к замку-коттеджу.

«И никого вокруг, — украдкой поглядев по сторонам, отметил Игорь. — Ни души! Ни челяди, ни охраны, ни даже сторожевых собак. Наверное, в этой вопиющей, вызывающей незащищенности кроется красноречивый подтекст. Все богатство на виду, все напоказ, как золотая цепь на шее. Эй! Воры-грабители! Давайте, дерзайте. Только не смейте после оправдываться, будто не знали, в чьи владения вторглись, на кого наехали... Хотя, скорее всего, я не замечаю размах секретных охранных приспособлений, а, поди ж ты, спроси сейчас Женьку, и она полчаса кряду будет рассказывать, где какая камера слежения спрятана и что случится, вздумай маньяк-убийца рискнуть и напасть на Зусова в его каменном гнезде».

Троица вошла в узкую (незапертую) дверь в башенке, скрипя деревом ступеней, начала подъем по винтовой лестнице. Игорь разбежался топать до самого верха, и зря. Пройдя один полный оборот, Петр свернул в арку готических очертаний, в длинный, смахивающий на лабиринт проход, который закончился уютным залом с камином, медвежьей шкурой на стене и меблировкой конца девятнадцатого — начала двадцатого века.

«Вот бы узнать, — подумал Игорь, — в две тысячи сто первом году будет ли в моде обстановка двухтысячного года, так же, как сейчас мебелишка и прибамбасы, сделанные в одна тысяча девятисотом? Станут ли, век спустя, ажиотажно обзаводиться престижным антиквариатом — „стенками“ из древесностружечных плит и креслами с подлокотниками из клееной фанеры? А „кухни на заказ“? А ванные „джакузи“?..»

За круглым столом из благородного дерева, большом, как весенняя лужа, на удобных стульях с высокими резными спинками сидели знакомые, малознакомые и совершенно незнакомые Игорю люди. Незнакомые господа имели за плечами по пять-шесть десятков прожитых лет, как и сам Зусов, занимавший место во главе стола. Остальные моложе — доктор и те мужики, что присутствовали при разоблачении Гунявого.