Владимир Колычев - Порочное место

– Спасибо, хуже некуда, – угрюмо буркнул Костин.

Сервелат у него на столе дорогой, сырная нарезка, печенье, конфеты. Видно, что жена мужа не забывает. А в передачах арестантов не ограничивали, они ж не звери какие-то, чтобы их на голодном пайке держать. Лишь бы только спиртного не было и наркотиков. И телевизор можно в камеру, и холодильник, если есть.

– Да нет, в СИЗО будет гораздо хуже. Там и камера общая, и с передачами посложнее, к тому же там делиться придется. Если все не заберут… Плохо в СИЗО, Евгений Максимович, очень плохо.

– И вы пришли мне, чтобы это сказать? Я во всем признался, мне больше не о чем с вами говорить…

– Адвокат настаивает на состоянии сильного душевного волнения.

– Так и было.

– Надеетесь на условный срок?

– Да, надеюсь. Потому что я не убивал Вадима. И вы прекрасно это знаете.

– Я прекрасно это знаю?

– Вы должны понимать, что я не мог убить Вадима.

– И вы даете мне подсказки, чтобы я это понял, это вы хотите сказать?

– Подсказки?

– Вы утверждаете, что ударили Вадима в районе двух часов ночи, а погиб он в районе трех.

– Нет, это не подсказка. Просто я не знал, когда он погиб… Вам нужно, чтобы я изменил показания?

– Чем вы ударили Вадима?

– Молотком.

– Тем, которым он разрушал статуи?

– А каким еще?

– Не знаю. Если его убили молотком, то каким-то другим… Где орудие убийства?

– Понятия не имею.

– Куда вы его дели?

– Я не знаю… Я не знаю, чем вам помочь.

В глазах Костина смешались радость и страх. Он понимал, что у него появился шанс выйти на свободу, но в то же время его пугала огласка. Его жена могла узнать про любовницу, и он, похоже, действительно этого боялся.

– Евгений Максимович, что вы можете сказать мне про Эллу Ковальскую?

– У меня с ней ничего не было! – мотнул головой Костин.

– А могло быть?

– В каком смысле?

– В интимном.

– Я же говорю, не было ничего… И быть не могло. Так что не надо вешать на меня собак!

– А у Вадима с ней могло что-то быть?

– С Вадимом?.. А что такое? – озадаченно спросил Костин.

– Вы мне так и не ответили на мой вопрос, что представляет собой Ковальская?

– Женщину она собой представляет. Красивую женщину.

– Сколько ей лет?

– Двадцать восемь.

– А Ковальскому сколько?

– Сорок пять.

– Взрослый он для нее мужик.

– Ну да, теоретически годится в отцы. Разница семнадцать лет… Леня раньше работал в московском правительстве, он мне с магазином очень здорово помог, место под него выбил. Ну, не безвозмездно, конечно. Но мы с ним все равно сдружились. Ну, не так, чтобы очень, но когда Элла попросила ее с кем-нибудь в Москве познакомить, я к нему обратился. Он тогда с женой разошелся, холостяковал, в общем, свободный вариант. И не бедный. Леня тогда хорошие деньги поднимал, да и сейчас… Э-э, в общем, ему тогда сорок лет было, а Элле… А Элле двадцать три. Она в личной жизни обожглась, муж ее с ребенком бросил, а тут такая удача – холостой мужик при деньгах, да еще квартира в Москве…

– А кого Элла просила познакомить с ним?

– Ну, не с ним конкретно, а вообще. А просила Серафиму. Они соседями были, с детства дружили. Она в Александровск, это рядом с Москвой, на встречу выпускников ездила, там Эллу встретила, разговорились. Ну, Элла и попросила ее, чтобы она ее с каким-нибудь нуворишем познакомила. Так, про между прочим, попросила. Никто даже не думал, что все так удачно сложится. Леня сначала отнекивался, дескать, больше на бабах обжигаться не хочу, но, когда увидел Эллу, забыл обо всех своих страхах. И ребенка ее не испугался. В общем, через год они поженились. А еще через год у него проблемы возникли, его в Питер сослали. Кто-то из Питера в Москву на повышение, а он туда – в ссылку. Впрочем, он не жалуется. Секретами своими Леня не делится, но, я так понимаю, дела у него неплохо идут…

– Ковальский на прошлой своей жене обжегся?

– И на прошлой, и на позапрошлой.

– Чего так?

– Ну, характерами не сошлись.

– Евгений Максимович, мы тут с вами не за бутылкой разговариваем. Мне все знать надо, так что свои недоговоренности оставьте, пожалуйста, своим друзьям. Если снова хотите встретиться с ними в непринужденной обстановке…

– Да хотелось бы… Первая жена от Лени сбежала. Ему тогда еще и тридцати не было. А вторая не сбегала, но изменила. Леня простить ее не смог…

– Если бабу и первый муж бьет, и второй, и третий, значит, дело не в мужьях, а в бабе, – вслух подумал Круча. – В нашем случае в мужике.