Евгений Монах - Смотрю на мир глазами волка

— За червонец, пожалуй, могу. Исключительно по дружбе…

— Ай-ай, — я укоризненно покачал головой. — Билет, помнится, котировался за рваный. Ну, шут с тобой, золотая рыбка. Держи пятерку и гони билеты. Да не жмись, как проститутка на выданье!

Паренек еще раз вздохнул и расстался со своим товаром.

Обладательница желтого свитера оказалась на месте.

— Все путем. Пошли, уже первый звонок был. — Я решительно увлек ее в кинозал.

Во время журнала мы познакомились. Ее звали Леной, работала она на кондитерской фабрике, но мечтала поступить в театральное училище.

Когда фильм начался, я про нее почти забыл, так как в кино всегда терял связь с окружающим, всецело уходя в сюжет. А картина была лихо закручена — с яростными погонями и страстной любовью между вспышками выстрелов.

Но после сеанса, когда мы вышли на расцвеченную неоном ночную улицу, оцепенение с меня спало и я стал галантно-учтивым, приятным кавалером.

Мы гуляли по историческому скверу, и я сам восхищался, слушая свой треп. Взгляд Лены понемногу теплел, а с лица сходило недоверчиво-настороженное выражение.

— А вот эта скамейка останется в памяти поколений, — продолжал я вдохновенно врать. — На ней обожал сиживать сам Павел Петрович. Сюда доносится гул плотины, слышишь, как таинственно вода бормочет. Она вместе вот с этими каменными глыбами массу сказок ему нашептала. Присядем.

— Ты романтик, — улыбнулась Лена. — Откуда все эти сведения?

— Недоверие — пережиток мрачных времен. Из-за него страдали даже умнейшие люди. Вспомни Коробочку Гоголя. Так что не искушай судьбу. Живи по классику: «Доверие — признак роста».

— По-моему, тот философ говорил «сомнение»… Ну да все равно. Судя по твоему росту, ты очень доверчив. На голову выше меня.

— Проверим! — Я встал со скамейки, увлекая за собой Лену. Мои руки скользнули по ее чудно тонкой талии к волнующе округлым упругим бедрам. Лена чуть вздрогнула, но не отстранилась.

— Пожалуйста, Женя, не надо…

— Если женщина говорит «нет», то это означает — может быть, когда произносит «может быть», то это — да, а если говорит «да», то какая же она после этого женщина?..

Лена подняла затуманившийся взгляд, хотела что-то сказать, но слов не последовало — помешал поцелуй.

Как обычно, слабый пол он и есть слабый! — мелькнула у меня самодовольная мысль. — Ни одной осечки, как вышел с зоны.

Лена несколько смущенно рассмеялась.

— Я думала, ты только рассказывать байки хорошо умеешь… Но все одно — не бери в голову. Это ничего не значит. Минутная слабость.

— Я за минутные слабости! Только они дают силы бодро шагать по жизни. Неплохой тост, а? Его надо произнести. Давай заглянем в «Театральное». У меня как раз лишняя монета. Для будущей артистки грех не побывать в театральном кафе.

— Почему ты решил, что я там не была? Ладно, согласна. Только за себя сама рассчитаюсь.

— Как желаешь. Настаивать пока не смею.

Поднявшись по проспекту до Оперного, свернули к кафе.

В уютном его холле монументом стоял швейцар.

— Граждане, местов нет, — встретил он нас словами, явно самому уже набившими оскомину.

Лена потянула меня за рукав: «Да ну их, обойдемся», но я услышал доносившиеся из зала бодрые старания ансамбля, который выступал здесь не часто, и отступать не спешил.

— Вот молодежь нынче пошла! — пророкотал сзади насмешливый голос. — Не умеет со швейцаром договориться. Дипломатически…

Эти слова принадлежали невысокому кряжистому рыжему мужчине лет тридцати пяти в добротном сером шерстяном костюме. Вокруг его бычьей шеи был небрежно повязан цветной галстук «удавка». Двое молодых спутников говорившего стояли чуть сзади него и ухмылялись. Тот вразвалку подошел к швейцару и о чем-то с ним пошептался.

— Завсегда рад услужить хорошим людям, — расплылся швейцар в угодливой улыбочке, пряча что-то в карман. — Проходите во второй зал. Там слева свободный столик. Снимите табличку «занято» и располагайтесь со всеми удобствами. Там как раз пять стульчиков.

— Прошу с нами, молодые люди, — повернулся ко мне незнакомец. — Сегодня мне весело и у всех должно быть хорошее настроение. Такой мой принцип.

Наша группа миновала первый зал и отыскала незанятый столик. Когда все уселись, я смог более внимательно рассмотреть эту троицу. У тридцатипятилетнего были тонкие губы и серые глаза с прищуром под мохнатыми рыжими бровями. Двое его спутников примерно моих лет имели на удивление непримечательные лица. У одного были светлые, почти белые, волосы, а у другого — черные, воронова крыла.