Вячеслав Жуков - Маэстро, ваш выход!

– Нас послал Зибор… Кочан говорил, он хотел обменять твою жену на Стержня. Это все, что я могу тебе сказать. Теперь, когда ты знаешь, кто приказал нам, скажи врачихе, пусть подойдет. Я не хочу умирать. Слышишь? Прошу тебя, – неожиданно для самого себя Малюта всхлипнул. Кочан и Таксик были мертвы, и ему страшно не хотелось разделить их участь. И он плаксивым голосом повторил:

– Прошу вас, гражданин начальник. Пусть врач подойдет ко мне. Мне плохо. Я чувствую, что сейчас умру. – Он хотел сам позвать врача, но сил, чтобы закричать не было. Голос его оказался настолько слабым, что Малюта едва сам слышал его.

– Ладно, парень. Но смотри, вон там, в машине «скорой помощи» лежит моя жена. Я тебе советую молиться, чтобы она поправилась, иначе тебе конец, – посоветовал Федор, махнув рукой ожидавшей его знака фельдшерице.

В больнице, куда сразу же привезли Дашу, Туманов пробыл до поздней ночи. В палату его не пускали, но дежурный врач проявил великодушие, разрешив постоять в коридоре. И Федор стоял как часовой возле двери, за которой находился близкий ему человек. Человек, пострадавший из-за него.

Наконец, часа через два к Туманову вышел дежурный врач, и, глянув на настырного майора усталыми глазами, сказал:

– Мы сделали рентген. Повреждений черепа нет.

– А что есть? – спросил Федор, заметив, что врач что-то не договаривает.

– Есть сотрясение мозга. Поэтому вашей жене пока придется полежать у нас. А об остальном, она вам скажет сама. Зайдите, – сказал врач и открыл дверь, предлагая Туманову войти.

Даша лежала на кровати. Возле нее суетились две молоденькие медсестры, которых врач позвал в коридор, стоило лишь Федору войти. Даша лежала с закрытыми глазами, будто спала. И войдя, Федор оглянулся на врача, чтобы спросить, не спит ли она, но врач опередил вопрос майора, сказав:

– Подойдите к ней. Она не спит, – и деликатно закрыл дверь.

Федор подошел, тронул Дашу за руку.

– Даша, – тихонько позвал он, и Даша открыла глаза.

Федор взял ее ладошку в свои руки, поднес к губам.

– Как ты, милая? – спросил он, стараясь сдержать нахлынувшее волнение. Чувствовал себя виноватым в том, что произошло. Ведь все это из-за его ментовской работы. И никак уж не роковая случайность. Но почему пострадала Даша, а не он? Несправедливо это, как и все в этом пронизанном пороками мире.

Даша посмотрела на него и едва улыбнувшись сказала:

– Не смотри на меня. Я не хочу, чтобы ты меня видел такой, некрасивой.

Федор поцеловал ее руку.

– Дашенька, да ты у меня сама красивая на свете.

Даша тихонько помотала головой и заплакала.

Федор наклонился, осторожно поцеловал ее в распухшие посиневшие губы.

– Что ты плачешь, милая? – спросил он тихо, чтобы не волновать ее лишний раз. Врач сказал, что волнение для нее может пагубно отразится на поправке.

– Федор… я должна тебе сказать…

– Что? Говори, Даша? Что сказать? – оживленно спросил Туманов.

Даша посмотрела ему в глаза, и Туманову сделалось страшно. Столько в глазах любимой было тоски.

– Даша?.. – воскликнул Федор, стискивая ее руки.

– Прости меня, Федор, но у нас не будет ребенка. У меня произошел выкидыш. Я не смогла сберечь его, – губы ее задрожали, а слезы полились неудержимым потоком. – Врач сказал, что это оттого, что я сильно ударилась животом об асфальт. Прости, Федор. Пожалуйста.

Она схватила его за полы расстегнутого пиджака, притянула к себе, прижавшись к нему, пряча зареванное лицо. А Федор едва не расплакался сам. Они с Дашей так мечтали о сыне. Даша хотела, чтобы он был обязательно похож на Федора. Такой же высокий, сильный, красивый. Единственное, чего она не хотела, так это того, чтобы он стал милиционером. Кем угодно, но не милиционером. А теперь получалось, что и становиться-то ему никем не надо, потому что его нет.

– Успокойся, родная, – едва не до крови, прикусив от волнения губу, проговорил Федор. – Скоро ты выйдешь отсюда. И все у нас будет хорошо…

Но Даша упрямо помотала головой.

– Нет, Федор. Нет, – прошептала она ему на ухо.

Туманов с силой оторвал зареванное лицо жены от своей груди, заглянул в глаза, пытаясь понять, что под этим «нет» имела Даша в виду. Но Даша виновато опустила глаза вниз, чтобы не встречаться с ним взглядом.

– Хорошо уже не будет, Федор, – сказала она и добавила: – Потому что я уже никогда не смогу больше иметь детей. Никогда. – Прозвучало, как приговор.

– Что? – Федор все-таки заглянул ей в глаза, и понял, что она не врет. Теперь кроме тоски, в них была отрешенность от всего. А еще невыносимая усталость, которая присутствует у людей жаждущих расстаться с жизнью.