Вячеслав Жуков - Ненастоящий полковник

– А утром чего? – спросил Федор. На что Грек, подмигнув, ответил:

– А утро, товарищ майор, вечера мудренее.

В этот же вечер, усатый хитрец слетал к оперативникам отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков и выклянчил у них сто граммов героина, упакованного в целлофановый пакет. Обноновцы частенько выручали коллег оперов. Не отказали и в этот раз.

– Вы только отвлеките этого упыря, – сказал Грек Федору с Ваняшиным. – А я постараюсь сунуть этот пакет в его чемодан.

– Как ты сунешь, когда он не расстается с ним ни на минуту. Из рук не выпускает, – засомневался Ваняшин. Грек призадумался, а потом сказал:

– Он собака, жадный на деньги. Надо, чтобы он открыл свой дипломат. А он его обязательно откроет, потому что все деловые бумаги таскает в нем. Так вот когда он откроет, ты Лешка незаметно брось ему под ноги сторублевку. Потом, скажи, будто она выпала у него из кармана.

– Сторублевку? – хмыкнул недоверчиво Федор. – Это для него мелочь. За ней он наклоняться не станет.

– Правильно, не станет, – согласился Грек и сказал Ваняшину: – Значит, Лешка, бросишь пятисотку.

Но лейтенант заупрямился.

– Ага. Может еще тысячу? – шутливо спросил он. Грек призадумался и тут же сказал:

– Тысячу бы, конечно, лучше. Это бы сработало наверняка. Только, где мы возьмем ее.

– А где мы возьмем пятисотку? – спросил Ваняшин и сказал: – У меня лишних денег нет.

– У меня тоже, – подхватил Грек и уставился на Туманова.

Федор не выдержал:

– Ну и чего ты таращишься на меня, гипнотизер хренов?

– Так ведь для всеобщего дела, Николаич, – сказал Грек с намеком.

– Вот именно. Дело всеобщее, а деньги из майорского кошелька. А для меня, между прочим, эта пятисотка…

– Тысяча лучше, – вставил Грек, скромно опустив глаза.

– … а тысяча тем более, не лишняя, – сказал Федор, не поддаваясь на уговоры Грека. Все трое помолчали. Потом Ваняшин предложил:

– А может, я ему лучше шнурок на ботинке развяжу? Наклонюсь и развяжу? А потом скажу, что у него шнурок развязался…

– Еще скажи, что у него ус отклеился, – съехидничал Грек, не сводя с майора своих черных глаз.

Федор вздохнул. Придется согласиться с предложением Грека.

– Ладно. Черт с вами, кровопийцы. Нате. Но с возвратом. Как хотите, потом отбирайте у него мои деньги, – Федор достал из кармана тысячарублевку, бросил на стол.

Грек тут же схватил ее, чтобы майор не передумал и не потребовал отдать. Сказал, улыбаясь:

– Это ведь я, Николаич, тебе внушил, чтобы ты раскошелился. Смотрел на тебя и внушал. И получилось.

– Да пошел ты… Ты бы лучше в магазине продавцу внушал, чтобы тебе водку бесплатно давали.

Ваняшин усмехнулся.

– Да ему и так бесплатно наливают. Он только покажет свое удостоверение, – сказал лейтенант. Грек хмуро взглянул на него.

– Лешка, не наводи меня на грех. Кто, это мне бесплатно наливал?

– Ты ж мне сам хвалился, – попытался напомнить Ваняшин. – Или наболтал? Трепло ты тогда.

Грек слегка смутился. На лице появилась виноватая улыбочка.

– Мой молодой друг. Давай скажем так, я не наболтал, а немного пофантазировал. Да и разве я, за свой безупречный труд, не заслуживаю рюмку водки?

Федор решил прекратить все эти рассуждения. Сказал:

– По-моему, капитан, ты заслуживаешь, целой бутылки. Только в следующий раз постарайся свои фантазии не высказывать в слух.

– Понял, – вздохнув, сказал Грек и тайком от майора показал Ваняшину кулак.

Усков не вошел, а влетел в кабинет майора Туманова, как всегда энергичный, суетливый. За руку поздоровался с Федором. Греку и Ваняшину, кивнул. За такое неуважение, Грек подвинул ему стул, на который обычно усаживали в этом кабинете тех, от кого требовались признания в совершении того или иного преступления. Хотя адвокат, по его же собственному мнению, закона не нарушал, а наоборот, всячески пытался восстановить справедливость, доказывая в судах невиновность своих подзащитных. Только что до этого операм. Грубый народ. Он покосился сначала на Грека. Помятый костюм, под глазом – синяк. Ну, какой из него опер. Посочувствовал Федору Туманову. С кем тому приходится работать. На что пригодны эти его помощнички. Один, чище другого. Этот с синяком. Другой, сидит, насупился, как бык таращится на него, а в голове, небось, ни капли ума. Судя по его роже, не скажешь, что этот лейтенант блещет интеллектом.

В компании таких субъектов да еще на жестком стуле, Усков почувствовал себя неуютно. Заерзал тощим задом.