Андрей Дышев - Девять граммов дури (Сборник)

– Подожди, – взял его за руку Андрей. – А если, не дай бог…

– Промоешь мне желудок и вызовешь "Скорую".

– Нет, давай вместе, – решился Андрей и взял свою "порцию".

Они запили порошок водопроводной водой и после этого неподвижно сидели друг против друга несколько минут, прислушиваясь к своим ощущениям.

– Ну? – первым не выдержал Андрей. – Ты как?

– Ничего, – ответил Ковальский и пожал плечами.

– И у меня ничего. Может, он получился слишком слабым?

Они приняли еще по щепотке порошка. И снова неподвижно сидели, глядя друг на друга.

– Ничего не понимаю, – пробормотал Ковальский. – Вроде все сделали правильно… Для приличия хотя бы голова закружилась.

– На крайний случай можно было бы и сблевнуть разок, – добавил Андрей.

– Или пропоносить…

Они смотрели друг на друга с иронией.

– Одно из двух, – вслух подумал Ковальский. – Или мы с тобой изобрели нечто новое, неизвестное науке вещество. Или…

– Или?

– Или нам надо завязывать с химией… Ладно, на сегодня хватит. Я пошел домой.

– Давай еще примем? – предложил Андрей, отказываясь признавать поражение.

Ковальский сразу согласился. Каждый высыпал себе в рот немного порошка и запил водой.

Когда Миша запирал дверь лаборатории, Андрей его предупредил:

– Если тебе вдруг станет плохо, не вздумай спать, так как может остановиться дыхание.

Ковальский пришел домой. Отец был на судебном заседании, мать тоже еще не вернулась с работы. Миша принял душ, без аппетита съел холодную котлету и с книжкой лег на тахту в своей комнате.

Внезапно он почувствовал, как его прошибло холодным потом. Он откинул книжку и сел. С ним что-то происходило. Сердце колотилось в груди с такой силой, будто он только что пробежал спринтерскую дистанцию. Пот выступил на лбу. В ушах нарастал звон. Ковальский смотрел на предметы в комнате и с ужасом понимал, что начинает путать, где верх, а где низ. Он протянул руку, чтобы взять книгу, но промахнулся. Тело перестало слушаться и потеряло чувствительность.

Сомнений быть не могло – организм начал реагировать на тот порошок, который они синтезировали.

Он почти не заметил, как в комнату заглянула мать. Кажется, она спросила, что с ним случилось, а он, едва шевеля губами, ответил, что простудился. Время словно спрессовалось. Вроде бы он только что разговаривал с матерью, и вдруг через мгновение на ее месте в дверном проеме оказался отец.

– Ты что, выпил? – спросил он.

Миша смеялся и кутался в одеяло. Его трясло. Предметы мебели кружились перед его глазами, как в калейдоскопе. Отец склонился над ним, принюхался и пожал плечами.

Телефонный звонок показался ему кашлем туберкулезника. Мать снова заглянула к нему в комнату:

– Миша, это Андрей звонит. Будешь с ним говорить?

Ковальский с трудом поднял трубку.

– Старик, я "поехал"! – услышал он прерывистый, испуганный голос Хлыстуна. – А ты… ты как?

– Так же, – односложно ответил Миша. – Поздравляю…

Ночью он не гасил света и все время думал о том, чтобы не уснуть. Несколько раз он поймал себя на том, что перестал дышать, и буквально с усилием втягивал с себя воздух, а потом выдыхал его, надавливая ладонями на грудь. С ним происходило именно то, о чем предупреждал Андрей, – от передозировки метадона начинали отказывать безусловные рефлексы.

Он сам не понял, как дотянул до утра.

Несколькими днями позже Андрей встретил в аэропорту Мамедова и в туалете передал ему порошок, пояснив, что этого порошка хватит на трехлитровую банку готового к употреблению раствора.

В этот же день Ковальский отправил на сберкнижку Женьки Нечипорука сто долларов, переведя их по курсу в рубли. "Все, – подумал он, выйдя из сбербанка на улицу. – Поигрались немного – и хватит".

Картофельные оладьи с молоком – это полный улет. Женька и Леша уплетали их, сидя на ступеньках крыльца. Бабье лето в Погаре выдалось жарким и сухим. Зеленую листву деревьев еще не тронул багрянец осени. Пахло сеном и яблоками.

– Ну, чего молчишь? – спросил Леша. – Что они там нахимичили?

Женьке было тяжело говорить об успехе Хлыстуна и Ковальского, но он должен был как-то объяснить появление у него денег.

– Им удалось изготовить метадон, – не без усилий сказал он, глядя на пыльную дорогу, по которой хромала старушка и махала березовой веткой, пытаясь загнать во двор упрямую козу.

Леша заталкивал горячую лепешку в рот, тем самым как бы оправдывая свое молчание. Мимо колонки прошла Лена в белом сарафане, похожем на ночную рубашку. Помахала ребятам рукой. Леша, давясь едой, кивнул.