Кирилл Казанцев: Я пришел, чтобы судить

– Нормально. А там мне делать пока нечего, без меня есть кому работать. Нужен буду – вызовут.

– Слушай, а пойдем к нам? Ты же у меня еще ни разу не был. Я маме позвонила, она скоро придет, и я вас познакомлю. Она у меня хорошая, вот увидишь!

– У такой девушки, как ты, и мама должна быть хорошей, – улыбнулся Антон. – Иначе и не бывает.

– Ну, пойдем! – Ксения потянула Антона за руку в сторону подъезда. – Между прочим, я ей про тебя почти ничего не рассказывала. А так хотелось! Она все время пытается расспросить. Вот и познакомитесь. Мы можем праздничный обед устроить, хочешь?

– Ты знаешь, – покачал головой Антон, – вот именно праздничного и не хочу. Непразднично как-то на душе. Может, так, тихо, по-семейному?

Он позволил тянуть себя к дому, а сам думал о том, как скажет Ксении, что фактически убийцей его матери является человек, который метит в ее отчимы или просто состоит в любовных отношениях с ее матерью. Как ему быть в этой ситуации? Еще неизвестно, посадят его или просто турнут из органов. А вдруг мать Ксении все-таки выйдет за Акимова замуж? Как тогда? Ведь Антон никогда не сможет простить ему исковерканной жизни, своего горя. Даже не знает, как вообще сможет встретиться с этим человеком, смотреть на него. А как Ксении сказать об этом?

Они поднимались по лестнице, и девушка без устали болтала. А потом она как-то странно посмотрела на Антона и замолчала. Наверное, поняла его состояние. И дверь открывала уже молча. Они вошли в темную прихожую, и Антон сразу уловил какой-то неженский запах – то ли пота, то ли курева. Это снова навело его на определенную мысль. Акимова ведь разыскивают и не могут найти. Может, Ксения что-нибудь подскажет?

– А Акимов у вас часто бывает? – спросил он. – А где тут свет включается?

Нашарив выключатель, пока девушка разувалась, он пощелкал им. Свет не загорался.

– Перегорела лампочка, – предположил он. – Так что насчет Акимова, где он может быть?

Они распахнули двустворчатую дверь с матовым стеклом. В комнате царил полумрак из-за задернутых плотных штор. И из этого полумрака тут же полыхнули выстрелы. Грохот ударил по ушам, и Антон отпрянул. Что-то повалилось на пол, одна штора вдруг с треском оторвалась, и на фоне солнечного пятна появилась мужская фигура, судорожно хватавшая одной рукой оконную задвижку.

Антон сразу понял, кто это, хотя и не видел лица. Злость, ненависть захлестнули его с такой силой, что не осталось и следа от страха перед оружием.

– Акимов! – заорал он, прижимаясь плечом к дверному косяку. – Ты здесь, гад!

– Не подходи! – взвизгнул подполковник. Ему удалось, наконец, распахнуть окно, и он теперь пытался неуклюже взобраться на подоконник, цепляясь одной рукой за раму, а второй целясь в Антона. – Не дамся, не подходи!

– Ты меня не узнаешь, Акимов? Не помнишь такой фамилии – Копаев? А женщину по фамилии Копаева помнишь, падаль? Десять лет назад грязный похотливый участковый лишил жизни мою мать! Помнишь это, Акимов? Я тебя десять лет искал!

Антон уже терял самообладание, он стоял посреди комнаты со сжатыми до синевы кулаками и сверлил глазами негодяя, готовый испепелить его одним взглядом. Акимов, вытаращив безумные глаза, ворочался на подоконнике и тыкал в сторону Антона пистолетом.

Бешенство до такой степени захлестнуло Антона, что он мгновенно рванулся к подполковнику. Сорвать его на пол, схватить за горло и бить, бить, бить! Превратить в мокрое место, в кусок кровавого мяса! И тут случилось непредвиденное. Подполковник дернулся от бросившегося к нему Антона и вывалился наружу. Короткий вскрик и стук упавшего тела. Антон подбежал к окну и выглянул. Акимов лежал на асфальтовой отмостке под окном в неестественной позе, вывернув шею и руку. Из уголка рта у него стекала струйка крови. Единственное слово, которое вырвалось у Антона, было слово «подох».

Он повернулся в сторону прихожей, чтобы сказать Ксении, что все кончено, и ноги его подкосились. Девушка сидела, склонившись головой к косяку и неловко подогнув ногу. На белоснежной форменной рубашке впереди расплывалось большое темное пятно.

Антон подошел и сел рядом с ней на пол. Все было понятно и все было бесполезно. Он взял ее лицо в свои ладони и приподнял. Удивленные остекленевшие глаза смотрели мимо него. Лицо Антона передернула судорога. Он провел пальцами по неживому лицу, опуская веки. Нежное страстное тело с восхитительной кожей, которое он не так давно ласкал, покрывал поцелуями, которое вызывало у него столько бурных эмоций, столько восторга. Тело, которое принадлежало ему, теперь было чужим. Ему даже показалось, что оно уже холодное.