Кирилл Казанцев - Таежный рубикон

– С Ретиховки, – нехотя ответил Семеныч. Для себя он уже решил, что своей доли от дичины, конечно же, дождется, как-никак они с Акаем честно себе на ужин заработали, но с этими натуральными бандюками ни на какой контакт не пойдет. А что этот здоровенный детина явно к чему-то клонит, Семеныч понял сразу. На своем веку немало таких хватов повидал. Мягко стелет, да жестко спать. Да и откуда у этих сопляков, каждому из них не больше тридцати, такие деньжищи? Это ж один джип сколько стоит? Разве своим трудом столько заработаешь? Точно ворье или рэкетиры какие. Бандюки – одним словом. А значит, нечего со шпаной всякой тут разговоры рассусоливать. И Семеныч демонстративно отвернулся в сторону, всем своим видом давая понять, что больше из него и слова не вытянешь.

Игорь, привалившись спиной к открытой дверце джипа, провожал задумчивым и вполне беззлобным взглядом удаляющуюся сгорбленную спину старика. Как все-таки правильно он поступил, решив не задавать деду вопросов о подстрелянном шишкаре, которые так и крутились на языке. Толку от этого «партизана» было бы – на грош. Таких замшелых совков хоть на куски режь, а ни за что не заставишь кого-нибудь «слить», погрешить по отношению к своей гребаной совести. А вот насторожил бы непременно, что в теперешней ситуации – недопустимая промашка. Через час вся Ретиховка будет об этом судачить, а там, к бабке не ходить, кто-то слишком правильный обязательно начнет в ментуру названивать.

Пока же все шло почти по накатанной. Сыч после своих художеств, ясный день, зачистил территорию грамотно. Этого «таланта» у садюги не отнимешь. Трупы – в проруби. С надежным грузом на ногах. Искать их долго никто не будет: оба холостяки, привыкшие месяцами шарахаться по лесу. Зимник зечара тоже спалил аккуратно, до последней доски и без пожара в тайге. Щир еще утром доложил, самолично проверил на месте. Значит, с этой стороны опасаться нечего. Одна заноза в заднице – этот недобиток. Но тут тоже вроде бы проблем особых не намечается. Раз он из района не выходил – а об этом наглядно говорит отсутствие наследа, – значит, примерз без верхней одежды да еще с тяжелым ранением где-то под кедрой. И без посторонней помощи может вообще окочуриться. Правда, надеяться на это все же не стоит – как-никак офицер запаса, а уж выживать в любых условиях их, сволочуг, учили. Надо будет, кстати, на всякий случай, попросить мужиков из райотдела разузнать о нем поподробнее...

Но как ни раскладывал привычно в голове все по полочкам, пытаясь подсознательно привести себя к мысли о том, что тревожиться не о чем, на душе оставалось непривычно муторно. Что-то где-то явно не срасталось. Может быть, оттого, что на хвосте теперь висели армяне и на решение возникшей «проблемы» было слишком мало времени?

– Все, шеф, распластали... Можем ехать, – осторожно, боясь нарваться «на грубость», тронул Сыч Дорофеева за плечо. – Жирный, падла, попался. На три пальца сала.

– Заводи, – рассеянно бросил Игорь, все еще погруженный в свои размышления, продолжая глядеть в сторону уже пропавшего из виду старика. Что-то подсказывало Дорофееву, что с этим дедом они еще обязательно перехлестнутся. Где и почему, конечно же, одному богу известно. Но эта встреча не будет для них первой и последней.

– Нет... Я сказал – нет... – Станислав Сергеевич, прижимая к уху трубку сотового телефона, кажущегося буквально крошечным в его короткопалой пятерне, поросшей черным вьющимся волосом, по старой ментовской привычке отошел в самый дальний угол своего домашнего кабинета, чтобы содержание разговора осталось неизвестным для посторонних. Еще с лейтенантских времен хорошо усвоил, что нет ничего в жизни важней информации. Но делиться ею с окружающими нужно строго дозированно, лишь в той мере, в которой она действительно предназначена для ушей конкретного человека. Вот тогда ты – на коне. Тогда ты способен легко манипулировать людьми с пользой для дела, способен всегда неожиданно и в нужный момент ставить их в «неудобное» положение, извлекая из этого максимальную выгоду.

В данном конкретном случае, правда, в этом не было надобности. В кабинете кроме Алины – никого, а ей он всегда доверял как себе самому. Да и речь с этим похотливым армяшкой Самвелом шла в основном о касающихся непосредственно ее вопросах. Однако, как говорится, привычка – вторая натура.

Обменявшись с собеседником еще парой коротких фраз, Станислав Сергеевич, дав отбой на трубку, отключил ее, чтобы не трезвонили каждые пять минут, и, досадливо поморщившись, потер свой массивный с широкими залысинами лоб так, что на нем проступило ярко-красное пятно. Разговор явно не прибавил ему настроения.