Кирилл Казанцев - Народная диверсия

Все воскресенье и понедельник Владимир жил у Угорцевых, помогал Арсению Матвеевичу ремонтировать баню. Кирилл утром в воскресенье уехал в город, его просили подменить заболевшего на работе товарища. В понедельник после обеда Володя решил позвонить Богоборцеву. Даша тоже пришла к Угорцевым: после того как дедушку забрали, девушке было трудно вести одной хозяйство, и соседи помогали ей, а она помогала им.

– Вот нам баньку справим, потом Дашутке, – говорил Арсений Матвеевич, – у нее она тоже заваливается. Егорычу-то, поди, не под силу...

Владимир набрал номер Богоборцева, но ему сообщили, что абонент недоступен. Он позвонил через полчаса, ему ответили то же самое.

– Что за черт! – ругался Строгов. – Этот-то куда пропал?

Он решил позвонить сестре и попросить ее подняться в редакцию и узнать, не отправили ли Валерия в командировку. Настена перезвонила ему минут через десять и испуганным шепотом сообщила странную новость:

– Володь, в редакции говорят, Богоборцева твоего арестовали...

– Как?! – опешил Владимир. – За что?

– А я знаю? Так в редакции сказали... Ну, все, давай, у меня – клиенты.

Владимир сидел, оглушенный, не в силах реагировать на происшедшее.

– Что там случилось? – спросила Даша, увидев его взволнованное лицо.

Он рассказал ей, что только что услышал от сестры.

– Как арестовали?! – ахнула девушка. – А... как же теперь дедуля?

– Мне надо ехать в город. – Владимир встал.

– Значит, дедулю теперь посадят? Володя, что делать?

– Не знаю. Съезжу в город, может, что-то выясню.

– Возьми меня с собой! – попросила Даша.

– Тебе-то туда зачем? – удивился Владимир.

– Надо.

Они ехали в его «Ниве» и почти всю дорогу молчали. В городе Даша попросила высадить ее возле Центрального рынка...

В конторе адвоката Пороховницкого ему пришлось высидеть очередь. Когда он наконец вошел в кабинет, Станислав узнал его.

– Здравствуйте. Вас, кажется, Владимиром зовут?

– Да. Здравствуйте, господин адвокат. У меня плохие новости.

– Что такое? Присаживайтесь..

– Арестован наш общий знакомый, журналист Богоборцев.

– Валерий? Как? За что?

– Понятия не имею. Так сказали в редакции. Я хотел бы, чтобы вы занялись этим делом. Если вам нужны деньги, я готов...

– Нет, нет, какие деньги?! Я должник Валерия. Я сегодня же займусь этим. Хорошо, что вы сообщили мне... Кстати, продиктуйте ваш телефон – так, на всякий случай.

– Скажите, а как дела со стариком Кучуповым?

– Занимаюсь. Большего, к сожалению, пока сказать не могу. Система такая... Все делается до безобразия медленно.

– Понятно.

Владимир вышел из кабинета адвоката и сел в машину. Он закурил и нервно потер переносицу. Все-таки он чувствовал, что будут неприятности, не зря душа ныла. Вот оно, началось! Черная полоса...

Может, съездить к маме? Проведать ее, попить с ней чай? Как она хорошо умела успокаивать его в детстве! Он подходил к ней, если у него были неприятности, жаловался, и она говорила, говорила о чем-то, и ему становилось хорошо и спокойно. И неприятности действительно отступали. Тогда верилось, что так будет в жизни всегда...

Он бросил окурок в окно и завел машину. Да, он уже давно не ребенок, и проблемы у него другие, взрослые и до невозможного серьезные. И мамино «ля-ля-ля» здесь вряд ли поможет.

Он ехал на хутор и уже почти знал , что там его ждет еще одна неприятность. Какая? Неизвестно, но ждет, это точно. Эта чертова интуиция! Так было много раз. И тогда, когда убили Матвея, он тоже это знал. Просто встал утром и понял: сегодня случится беда. Страшная. Непоправимая. И взгляд его сам собой упал на друга, чистящего в это время зубы возле полевого умывальника...

Володя приехал на хутор, когда уже был вечер. Угорцевы сидели во дворе на лавочке, отдыхали от дневных трудов. Арсений Матвеевич открыл ему калитку, пустил во двор.

– А мы, Володя, с Татьяной Семеновной моей ходили сегодня на озеро купаться. Перед обедом, да... Вода совсем теплая... Ты проходи давай, сейчас чай пить будем.

– А у меня и к чаю есть кое-что. – И Владимир достал из сумки бутылку коньяка.

– Да зачем ты потратился? – всплеснула руками хозяйка. – У нас самогон есть, а этот-то, поди, рублей триста стоит?

– Что ты, мать? Триста... Это же армянский! Полтыщи – не меньше!

Владимир не стал называть настоящую цену коньяка, промолчал, боясь, что Угорцевы не будут пить такой дорогой. Все сели за стол, Татьяна Семеновна поставила нарезанную домашнюю колбасу, хлеб и сало.