Вячеслав Жуков - Паутина

У Тамары сразу пропало все настроение. Неужели, только за этим звал, старый козел? Вот дурила. Бабы там водку допивают.

– Да чего сто раз повторять одно и тоже? Язык скоро отвалится, – запротивилась женщина. Но Дмитрич настойчиво повторил:

– Расскажи. Человеку интересно знать. А язык твой не отвалится. Не такое выдерживает. Рассказывай, говорю. Не заставляй меня злится, – произнес старик уже без намека на шутку.

– Ладно. Только ты не ори на меня, – огрызнулась женщина на старика и повернулась к Федору. – На Ярославском мне Трошка ножом ударил прямо в ляжку. Пристал, скотина. А я возьми и отошли его куда подальше. Так он ножом …

Федор улыбнулся, а Дмитрич строго заметил:

– Тамара, это можешь пропустить. Расскажи, что в больнице было.

Женщине не понравилось, что старик вздумал ее перебивать, и она осмелилась повысить на него голос:

– Ты лучше не наезжай, старый! А то и вовсе ни слова не услышишь. Понял? Просил рассказать? Так я по порядку все. Чтоб понятней.

Дмитрич хмыкнул и многозначительно поглядел на Федора, как бы говоря, ну, что ты будешь делать с этой бабой. А Тамара и вовсе отвернулась от него. Рассказывала только Федору:

– Ну, отвезли меня в больницу. Положили в хорошую палату. Четыре бабы нас там было. Мне понравилось. Житье неплохое. Зря говорить не буду. Постель чистенькая. И жрачка, что надо. Правда, водки нету. Но это ладно. Без этого я перетопчусь. Главное, ногу мне заштопали хорошо. Быстро так подживает. Только я притворяюсь. Болит, говорю, проклятая. А куда мне торопиться-то? К этому старому обормоту, – чуть покосилась она на Дмитрича и продолжила: – И что ты думаешь? Заходит в палату врач и два санитара. Рожи откормили, аж кожа на щеках лоснится. Берут меня вместе с кроватью и выкатывают в коридор. А на мое место кладут какую-то цацу. Блатная видать. Врачи возле нее так и бегают. Мамаша, мымра, видно денег врачам отвалила. У этой цацы видишь ли ранение. Какой-то мудак ей из пистолета в грудь пальнул. Мы еще с бабами смеялись. Титьки у нее вот такие, – поднесла женщина руки к своей плоской груди, – каждая с трехлитровую банку. Такую сиську и пуля не пробьет. Да и повезло ей. Кулон был на груди. И пуля прямо в него попала. Жалко, – вздохнула женщина, замолчав. Видела с каким вниманием ее слушает новенький.

А Дмитрич не понял и спросил:

– Чего тебе жалко?

– Кулон. Золотой он. А теперь с дыркой носить не будешь. Не красиво. Сама-то она, как картинка. Красавица. А кулон, с дыркой.

Федор чуть приподнялся с дивана. Сердце бешено заколотилось от волнения. «Неужели?…» – он боялся, что ошибается. Поэтому оборвал мысль. Спросил:

– А вы не знаете, как ее зовут?

Женщина фыркнула.

– А чего тут знать. Мать ее Дашуткой называла. Ну и имечко. Тьфу ты! Прости Господи. Какая графиня. Дарья! Мы тоже не хуже, а, Дмитрич? – она обернулась и подмигнула старику. – Тоже умеем угодить мужику не хуже всяких графинь. Правда, Дмитрич?

Старик укоризненно покачал головой.

– Тамарка, накажу, – пригрозил он. – Язык не по делу распускаешь.

Видишь, человек интересуется той девушкой.

– А чего интересоваться-то? – обиделась Тамарка. – Лежит она в хорошей палате, на моем месте. Поправляется. Жопу наедает.

– Подождите. Дашутка. Даша? А фамилию ее вы не знаете? – спросил Федор, плохо веря во все, что рассказывала бомжиха. В голове не укладывалось, как такое может быть. Ведь он ее уже похоронил. А Даша, оказывается, жива. В больнице. А Федор и не знал.

– Я не прокурор, чтобы фамилии спрашивать, – с безразличием ответила бомжиха, утратив все надежды, привлечь к себе внимание этого красавца. Ему видать, сисястые нравятся. Бомжиха томно вздохнула.

– А кулон?

– Что, кулон? – уставилась на него женщина. Чего он спрашивает?

Федор задал вопрос более подробней, чтоб она поняла:

– Какой он из себя? Может, помните? Для меня это очень важно. Пожалуйста. Постарайтесь припомнить? – попросил он.

Женщина опять хмыкнула, изучающе посмотрела на Федора. Чего пристал? Помнит, не помнит. Чудной какой-то. Потом произнесла:

– Чего его не помнить-то? Сердечком он. Эта Дашутка сказала, подарок. Мне бы кто такой подарок сделал, – она засмеялась, показав беззубые десна. – Теперь на том кулоне с краю дырка. Я еще хотела спереть этот кулон у нее. Она, видно, из богатеньких. Уж точно продырявленный носить не будет. А мне бы в самый раз. И цепочка на нем приличная. Тоже золотая. Я бы пофорсила с ним. А, Дмитрич?

– Тамарка! Что ты мелешь? Хотела спереть … – попытался старик пристыдить бомжиху, но она только махнула рукой.