Вячеслав Жуков - Паутина

В чем заключалась эта помощь, Федор догадывался: побыстрее засадить его в тюрягу. Немного удивляло другое. Наверняка уже весь материал собран, так чего тянет следак? Но торопить его Федор не собирался, и сказал, обращаясь к Липкову:

– Да, вы правы. Я за то время, пока нахожусь в камере, о многом передумал.

Адвокат вопросительно заглянул Федору в глаза, стараясь угадать, к чему клонит его подзащитный.

– Вот и правильно, – голос у Липкова подобрел, и суровость с лица стала потихоньку спадать. Он даже одобрительно кивнул.

Федор так и не понял, не то это оттого, что он стал сговорчивей, или от жары. Может, разомлел Липков, пока ехали. Но сейчас он казался Федору служакой добряком. А вся строгость только потому, что того требует его прокурорская должность.

– Вот видите, посидели в камере всего ничего, а какие перемены в вашем сознании, – назидательно проговорил служака «добряк» и напомнил: – А я ведь вам сразу советовал, признаться во всем и не тянуть.

– Зря я вас не послушался, – сказал Федор и поймал на себе сочувствующий взгляд адвоката. Усков развел руками и протянул:

– Не понимаю. Как хотите, но не понимаю.

– Помолчите, – цыкнул на него Липков и обратился к Федору: – А вы, Туманов, говорите. Мы ждем признаний.

Федор первым делом огляделся. С правой стороны забор, огораживающий территорию завода «Монолит». Время близится к обеду. Через пять, десять минут в «Весну» повалит народ. И глупо будет, если Федор не сумеет воспользоваться этим. По крайней мере, другого такого случая не представится, а стало быть, готовься Туманов сидеть.

– Давайте сразу по существу, – предложил Федор и повел всех за кафе.

Липков на это одобрительно закивал. Все-таки жара на него действовала, и служака расстегнул верхнюю пуговицу у рубашки и чуть ослабил галстук.

Молодой следак раскрыл свою папку и приготовился писать.

Двое оперативников, которых задействовал Липков, тоже маялись от солнцепека. Один, белобрысый, с короткими усиками, рассеянно глазел по сторонам. Он чувствовал себя свободней. Это коренастый с боксерским носом, пристегнут к Федору, как собака на привязи. За сигаретами не отойдешь, хотя вон он табачный киоск, рядом. И коренастый злился. Надоела эта возня. Хотелось укрыться от палящего зноя, где-нибудь в тенистом парке на лавочке, расстегнуть пиджачок и осушить пару бутылочек пива. Или, на худой конец, съесть мороженое. Тоже было бы неплохо.

Он увидел за табачным киоском маленькую синюю палатку, в которой торговали мороженым. Его белобрысый напарник быстренько сбегал и купил два пломбира: себе и коренастому. Прокурорским не взял. У самих ноги есть, пусть пойдут и купят. А опера им не шестерки.

Федору пришлось восстанавливать в памяти то немногое, что еще уцелело перед тем, как он окончательно вырубился, когда очутился тут за кафе. На самом деле он помнил мало чего, но разочаровывать Липкова со следователем не стал. Кое-что пришлось придумать, чтобы его объяснение звучало правдоподобно. Иначе не поверят ему.

Заместитель прокурора слушал Туманова, снисходительно склонив голову на бок. А молодой следователь, показывая перед начальством старания, то и дело задавал вопросы, которыми иногда сбивал Федора с толку.

Только двум оперативникам местного ОВД все было до фонаря. Оба со скучными лицами слизывали мороженое, мучаясь от жары. Вырядились на свою голову не по погоде, в пиджаки.

Но Федор понял, почему опера в пиджаках. У каждого в кобуре под мышкой по пистолету. Они охраняют подследственного. Одно неосторожное движение, и пара пуль ему обеспечена.

– Слушай, я на минуту сбегаю в эту забегаловку, – сказал белобрысый опер своему коренастому напарнику, слизывающему пломбир, кивнув на «Весну». – Пить хочется, сил нет. Тебе купить чего-нибудь?

Коренастый думал недолго. Наверное, мысли его были о прохладном пиве, но, покосившись на Липкова, сказал:

– Возьми бутылку минералки.

На часах висевших над проходной завода, было ровно двенадцать, и как по команде из настежь распахнутой двери вдруг повалила толпа.

Федор решил, что больше медлить нельзя. Белобрысый оперативник скрылся за стеклянными дверями столовой и, судя по ворвавшейся туда толпе, выйдет он не так скоро.

Оружие теперь осталось только у коренастого. И Федору во что бы то ни стало надо отобрать его. Не знал коренастый олух, пристегивая подследственного наручником за правую руку, что левша он и вот теперь здорово за это поплатился.