Вячеслав Жуков - «Ореховские» шутить не любят

– А то! В момент глубокого траура вызывают вдову на допрос в милицию, – ответила женщина и скучающим взглядом обвела бедные милицейские апартаменты. Видно, ожидала, что заместитель начальника отдела должен себе позволить большее. Но эта скромная обстановка разочаровала ее. Она даже хотела зевнуть, чуть скривила рот, но постеснялась, чувствуя себя неуютно под пристальным взглядом капитана.

Странное дело, но в глазах этой самой Бондырь капитан Ивлев не заметил ни глубокого траура, ни хотя бы малой его капли. И потому воспринял слова банкирши с обидой.

– Ну, во-первых, не на допрос вас пригласили, а на беседу. А во-вторых, по вас не скажешь, что вы скорбите по погибшему мужу, – несколько резковато сказал капитан. Хотелось поставить ее на место.

– Я… – Она раскрыла рот, но Ивлев не дал ей договорить, сказал:

– Минуточку, гражданка Бондырь. Я не собираюсь отнимать у вас время. И вы постарайтесь не отнимать его у меня.

В глазах ее капитан Ивлев заметил злость и скуку. Конечно, он говорил банальные вещи. Пусть так. Зато без всяких экивоков, доходчиво и понятно.

– Ваш муж убит. И нам надо как можно скорее найти убийцу.

Она скупо улыбнулась.

Ивлеву и Квасову ее улыбка не понравилась. Красивая женщина, а улыбка некрасивая.

– И чем я могу вам помочь? А! – Она хищно оскалилась, обнажив мелкие ровные зубы необыкновенной белизны. – Поняла. Вы хотите взять меня к себе на службу. Чтобы я отыскала убийц.

«Ну и дура!» – чуть было не вырвалось у капитана. К счастью, это всего лишь мелькнуло в мыслях.

– Да вы даже в подметки не годитесь ни одному оперативнику нашего отдела. И перестаньте кривляться, – сказал Ивлев, но тут же поймал предупреждающий взгляд Квасова: «Ты смотри поосторожней с этой штучкой. Она привыкла, чтобы все перед ней лебезили. И сразу из твоего кабинета побежит к начальнику с жалобой».

Но на это капитан Ивлев безразлично мотнул головой. Пусть, мол, поступает как хочет.

А женщина, как показалось Ивлеву, заскрипела зубами. Такое отношение к себе стерпеть ей было тяжело.

– Ладно, – многообещающе сказала она с некоторым оттенком угрозы, помолчала, оценивая все, потом предложила: – Не будем трепать друг другу нервы. Я ведь знаю, о чем вы хотели меня спросить.

Ивлев на это усмехнулся, потому что никакой системы допроса при беседе с ней не придерживался. А она, видите ли, уже знает, о чем он ее хотел спросить.

– Интересно. И о чем же?

– Вы хотели знать, кого я подозреваю в убийстве мужа?

– Пусть будет так. Так кого же вы подозреваете?

– Никого. Слышите? Никого я не подозреваю, – категорично заявила она. – Мне кажется, у мужа не было врагов. Он был очень добрым человеком. – Чуть подумала и продолжала: – Хотя как знать. У него было много влиятельных друзей на самом высоком уровне. И, возможно, могли быть и враги.

«В здравом рассудке ей не откажешь. Умница! Но неужели ты думаешь, я поверю, что ты вышла за своего старика Бондыря по любви? У тебя, такой цацы, должен быть другой интерес. Другой. Расскажи мне, какой?» – думал Ивлев. Он хотел закурить, достал сигарету, но подумал, что это в присутствии дамы будет не слишком тактично, убрал сигарету в ящик стола.

Она, наверное, поняла, усмехнулась.

– Скажите мне… Только предупреждаю, мой вопрос не совсем корректный. Но мне необходимо его задать.

– Ну, если необходимо, задавайте. Только если чересчур… не обессудьте. Интимная жизнь семьи – это свято.

– Конечно, конечно. Не беспокойтесь. Я постараюсь держаться в рамках приличий. Почему вы, молодая, красивая женщина, вышли замуж за человека намного старше вас? Ведь согласно его завещанию вся недвижимость отходит его детям от первого брака. Вам перепадет всего ничего. Только то, что определит суд, – сказал Ивлев и заметил, как дрогнул ее взгляд, но тут же успокоился.

– Что касаемо завещания… Мне ничего не нужно. Детей обижать нельзя. Для меня важнее память о нем. А вы молодцы, должна сказать, – сказала она, но слова ее прозвучали не как похвала, а как укор. – Не поленились связаться с нотариусом. Хотя все правильно. На то вы и милиция. А насчет возраста моего мужа… Вы тут не правы. Мы любили друг друга бескорыстно. Особенно он меня. Даже, может, немножко больше, чем я его. Любил нежно, как мужчина, имеющий в таких делах огромный опыт. Поэтому я его частенько называла папочкой.

– Угу, – кивнул Ивлев, увидев, что Квасов сидит с задумчивым лицом, внимательно слушает женщину. Она ему нравилась. А упоминание про любовь так тронуло его за душу, что лейтенант, забывшись, вдруг сунул палец в нос.