Вячеслав Жуков - Маньяк всегда прав

Но Топольский постарался не придавать значения ее язвительному замечанию.

– Вы сразу догадались, что находитесь в подвале.

Ольга хотела сказать, что только дурак не догадался бы об этом, но решила лучше промолчать.

Топольский встал, прошелся по комнате, потом опять сел на табурет и стал внимательно рассматривать ее, будто выбирал товар. И чем дольше он смотрел, тем сильнее у него блестели глаза. И блеск этот казался недобрым…

«Кажется, он ненормальный», – подумала Ольга про этого бородатого типа, но сказать об этом вслух не решилась.

– Мне надо… – она запнулась, оглядывая голые стены подвала. – В туалет.

Он понимающе кивнул головой, чуть наклонился, опустил руку назад за табурет, вытащил ведро и услужливо подал Ольге.

– Вот. Пожалуйста.

У Ольги глаза чуть не вылезли из орбит:

– Что? Вы с ума сошли! Слышите? Где здесь выход? Я хочу выйти отсюда! Сейчас! Немедленно! – Она решительно вскочила с топчана.

Заметив, что бородатый смотрит на ее короткую юбку, женщина одернула ее, насколько то было возможным. Но, кажется, длиннее она не стала.

А он с явным интересом рассматривал ее стройные ноги:

– У тебя красивые ножки. И фигура…

«Псих! Точно ненормальный! Здорово! Кажется, я попала к извращенцу. Прекрасно. Конечно, он презервативом пользоваться не будет. Беременность мне обеспечена».

– Где тут дверь?

– Вон, – указал Топольский наверх.

Только сейчас Ольга заметила в темном углу металлическую лестницу, а над ней в потолке люк.

– Прекрасно. Я пошла, – возбужденно сказала она и сделала всего один шаг.

Топольский резко схватил ее за руку и швырнул на топчан.

– Не испытывай мое терпение, – он начинал сердиться. Улыбка пропала с его лица. Густые брови сдвинулись к переносице.

Но и Ольга не собиралась сдаваться просто так:

– Что? Терпение? Ваше терпение?! Да по какому праву вы держите меня здесь, в подвале? Вы – мерзкий тип!

Удар ладонью по щеке отбросил ее в угол. Она больно ударилась головой и заплакала, но скорее не от боли, а от собственной беспомощности. Попала в такую передрягу, что, похоже, самой не выбраться. А Станислав не поможет, потому что и малейшего представления не имеет, где ее искать.

Ее слезы не подействовали на Топольского. Он встал и пошел к лестнице, не оборачиваясь на плачущую женщину.

– Если вы не выпустите меня отсюда, я буду кричать, – пригрозила она и крикнула: – А-а! Помогите!

Он только засмеялся.

Тогда она бросила ему вдогонку:

– Вы знаете, кто у меня муж? Знаете?!

На этот раз он остановился и обернулся. Взгляд, как у мертвеца. Покачал головой и тихо проговорил:

– Это уже неважно, – и он ловко стал взбираться по лестнице наверх.

Ольга подбежала, схватилась дрожащими руками за поручень почти отвесной лестницы.

– Подождите! Подождите, пожалуйста! Не уходите! Прошу вас, – она попыталась лезть за ним, но сил на это не было.

Женщина сорвалась, упала на цементный пол и опять заплакала.

Он уже вылез. Сверху глянул на нее. Засмеялся, радуясь ее беспомощности.

– Сволочь! – что есть силы закричала Ольга.

Он ничего не ответил на это оскорбление. Захлопнул крышку люка.

Ольга услышала скрежет задвижки. И заплакала опять.

– Дурак! Станислав узнает, придушит тебя, как щенка. Ты еще пожалеешь… Эй, ты! Ну, выпусти меня отсюда! Пожалуйста. У меня дома маленький сын… Слышишь?

И вдруг лампочка погасла.

Кромешная темнота окутала Ольгу. И тут же истошный крик раздался в подвале.

Но безответно…

Первое, что почувствовал Валерка, когда к нему вернулось сознание, – это боль. Резкую, жгучую боль, разливавшуюся по всему телу. Казалось, на нем не было живого места!

Хотелось орать нечеловеческим голосом, лишь бы заглушить эту адскую боль.

Немного облегчало его страдания лишь то, что по дну лесной канавы, где он лежал, протекал ручей. Он немного приглушил боль. Но долго лежать в воде тоже нельзя. Недолго и простудиться. Тогда все. Конец. К тому же Валерка не знал, сколько времени находится тут.

Но мысль, что он живой, – ободряла. Хорошо, что этот психопат – немой, – как ни старался, не забил его до смерти…

Сейчас главное – выбраться из этой проклятой канавы. Усилие – и он уже перекатился на живот. Опустил в ручей разбитое лицо, на котором засохшая кровь стала коркой. И эту корку он сдирал ногтями до тех пор, пока не очистил. Терпел боль и сдирал.

Потом пил мутноватую воду большими глотками. Пил долго, даже когда уже не хотелось пить. Чувствовал: вода не только остужает внутренний жар, но и придает силы.