Наталья Александрова - Макияж для гадюки

Богатство чувствовалось в покрое черных костюмов и платьев, в неброских, но явно очень дорогих украшениях женщин и в массивных золотых часах мужчин, а самое главное — в их холеных, уверенных лицах и тех взглядах, которыми эти люди обменивались.

— Так это… — прошептал Павел Петрович, склонившись к уху Надежды.

— Да, — она чуть заметно кивнула, — это похороны.

— Что мы здесь будем делать? Это же неприлично! Мы никого не знаем! Нас отсюда просто выставят!

— Никто нас не выставит! — ответила Надежда вполголоса. — На похоронах всегда масса незнакомых людей! А мы должны кое-что выяснить…

— Что?

— Одну вещь я, кажется, уже выяснила.

Надежда задержалась возле крыльца, где на специальном помосте возвышалась целая гора роскошных венков.

Роскошные венки из живых цветов были перевиты черными шелковыми лентами с золотым тиснением. Надежда одну за другой читала надписи:

«Любимой жене от скорбящего мужа», «Дорогой мамочке», «Любимой сестре от безутешного брата», «Дорогой Ариадне Аветисовне от коллег»…

— По крайней мере, мы выяснили, кто такая А. А. Туманян. Точнее, кем она была. Правда, поговорить с ней нам не удастся…

— Простите, — раздался вдруг рядом с Надеждой молодой женский голос, — вы, наверное, мамина одноклассница?

Надежда Николаевна обернулась. Рядом с ней стояла темноволосая девушка с огромными черными глазами. Лицо ее было сильно напудрено — должно быть, девушка пыталась скрыть следы слез.

— Простите, я сама посылала вам приглашение, но забыла, как вас зовут.

— Надежда Николаевна.

— Да, конечно… — девушка смотрела сквозь собеседницу, ломая пальцы, — вы не представляете.., вы просто не представляете…

— Да, огромное горе! Я глубоко сочувствую вам. — Надежда произнесла обязательные в таком случае слова.

— Она была совершенно здорова! Кто бы мог подумать!

— А что с ней все-таки случилось?

— Никто не понимает! — девушка порывисто схватила Надежду за руки. — Но я думаю, что мама просто замучила себя! Извела бесчисленными диетами, косметическими процедурами.., конечно, всякая женщина старается хорошо выглядеть, тем более что отец.., он всегда нравился женщинам, — при этих словах девушка бросила взгляд на появившегося на крыльце высокого лысого мужчину с такими же, как у нее, выразительными черными глазами, — но все-таки нельзя же так изводить себя.., она давно могла бросить работу, но ни за что не соглашалась на это…

— Друзья! — громко произнес черноглазый мужчина. — Кажется, теперь уже все собрались, так что можно ехать на кладбище.

Девушка, как слепая, двинулась к отцу.

— Надя, — проговорил Павел Петрович, — пойдем отсюда. Нехорошо получается, у людей горе, а мы тут вынюхиваем…

— Да-да, — Надежда отступила в сторону, пропуская двух мужчин с огромным венком.

При этом она оказалась рядом с мусорным баком. Небольшой, аккуратный пластмассовый контейнер был переполнен. Видимо, в суматохе похорон обычные хозяйственные дела в доме выполнялись кое-как. Из-под приподнятой крышки виднелось содержимое бака. Надежда вдруг сделала стойку, как почуявшая дичь охотничья собака.

Сверху, на груде апельсиновых корок, лежала картонная коробочка.

Красивая золотистая коробочка с характерным черным трилистником и надписью «Ликофарм».

Воровато оглянувшись, Надежда достала из сумочки бумажную салфетку и этой салфеткой вынула из мусора золотистую коробочку. Павел Петрович не заметил ее маневра, он с тоской смотрел по сторонам.

— Ну, мы едем наконец? — прошептал он злым шепотом. — Ненавижу чужие похороны!

— В каком смысле чужие? — опешила Надежда. — Ты разве присутствовал когда-нибудь на своих собственных похоронах и можешь сказать, что они лучше?

— Типун тебе на язык! — разозлился Павел Петрович. — Я хотел сказать, что когда, не дай бог, помирает кто-то из родственников или близких друзей, то конечно надо отдать долг покойному и прийти, а вот что некоторые люди находят приятного в похоронах незнакомого человека — я не понимаю!

— Интересное дело — тут же завелась Надежда. — Думаешь, мне это нравится? Но надо же выяснить, от чего эта женщина умерла!

— Ты думаешь, это имеет отношение к нашей истории? — с сомнением спросил Павел Петрович, и Надежда тотчас сообразила, что он устал, хочет есть, пить и принять горизонтальное положение перед телевизором.

Еще она поняла, что ему все надоело, что он в глубине души примирился с мыслью о потере Парижа и хочет только, чтобы его оставили в покое. Надежда же была уверена, что в покое его не оставят, но попробуйте доказать что-нибудь мужчине, когда он устал и голоден?