Наталья Александрова - Убийство напрокат

— Женщина, покупай, не сомневайся, оченно хорошая вещь! Не сомневайся! Клавка, кобра астраханская, ничего не понимает! Думает, краденая! Ничего подобного, Вова Чугуев в жизни чужого не брал! Это.., как ее.., бабушки моей родной наследство! Я бы в жизни не продал, да жене больной лекарство срочно, вишь ты, запонадобилось!

С этими словами алкаш ударил себя кулаком в грудь и сделал еще один шаг. Этот шаг был роковым. Вместе с ним к Надежде приблизился такой густопсовый запах, что она едва не грохнулась в обморок. Смесь многолетнего непросыхающего перегара с таким же многолетним запахом немытого тела составила фантастическую парфюмерную композицию, которую вполне можно было использовать как химическое оружие массового поражения.

Надежда Николаевна стремительно развернулась и бросилась наутек, стараясь отдышаться и с трудом сдерживая рвотные позывы.

Вслед ей несся сиплый голос, полный глубокого разочарования:

— Женщина, ну куда же ты, женщина?

Женщина, стой! Купи, отличная вещь! Тещи моей покойной наследство! Ребеночку малому на лекарство! Ах ты, эфа самаркандская!

Надежда оторвалась на безопасное расстояние и огляделась.

Как говорил ей Лелик, после магазина следовало повернуть направо и отсчитать три дома от угла. Или четыре… Она точно не помнила, да и сам Лелик, кажется, не был вполне уверен.

И вдруг она увидела дом.

Всякие сомнения у нее отпали в то же мгновение.

Это был тот самый дом, дом с фотографий, хранящихся в памяти компьютера.

Он стоял в глубине участка, отгороженный от улицы штакетником и живой изгородью из кустов акации. Кусты были подстрижены не слишком высоко, так что можно было видеть часть дома и крыльцо. Надежда осторожно подергала калитку, та оказалась заперта, прошлась по улице вдоль забора, осторожно поглядывая на участок. Похоже, что дом был пуст — все окна заперты, занавески опущены.

Надежда постояла немного у калитки, потому что не хотела признавать свое поражение.

Дом определенно тот же самый, что на фотографиях, но что это дает? Она итак уже знает, что идет по верному следу, только вот здесь он, кажется, обрывается.

В это время открылась калитка соседнего дома, и на улицу вышла пожилая женщина в платке и теплой куртке. Надежда сразу же опознала в ней местную жительницу — по здоровому цвету лица и спокойному выражению в выцветших голубых глазах. Сразу было видно, что женщина эта редко ездила в общественном транспорте и редко дышала отравленным городским воздухом. На вид женщине было под шестьдесят.

— Здравствуйте! — на всякий случай приветливо сказала Надежда.

Она сильно опасалась, что соседка сейчас визгливо заорет насчет того, что шляются тут всякие и так далее, и уже приготовилась дать деру. Но та улыбнулась и подошла ближе.

— Здравствуйте, — протянула она, — а вас наверное Анна Константиновна прислала?

— Гм-м, — промычала Надежда.

— То-то я гляжу, вы все вокруг дома ходите. Мне из окон все видно!

Надежда помнила, что Анной Константиновной зовут сестру умершего хозяина, это она выяснила у Лелика. Но зачем та могла бы ее прислать?

— Понимаете, — нерешительно начала она, — дело в том, что Анна Константиновна меня не посылала…

— Понимаю! — живо перебила ее соседка. — Понимаю. Что ж, если честно сказать, то насчет дома она еще и права не имеет договариваться. Потому что с наследством-то ничего не ясно, полгода еще не прошло.

— А что, разве не только они с Игорем наследники? — наугад бросила камень Надежда и попала в самую точку.

— А разве она вам не сказала? — Женщина всплеснула руками. — Знаете что, давайте во двор пройдем, а то неловко как-то на улице стоять. Я, конечно, в дом войти не могу, а на участок можно, мне сам Илья Константинович ключ от калитки давал. Дика там покормить, когда он уезжал, или цветы полить.

И пока Надежда тихо радовалась, что удалось узнать имя и отчество погибшего хозяина дома, соседка распахнула калитку. Надежда успела еще заметить над почтовым ящиком надпись, сделанную химическим карандашом:

«Коноплев И. К.», и вошла во двор так интересующего ее дома.

Дом выглядел очень прилично. Большой старый дом в хорошем состоянии, крашенный темно-зеленой краской, а наличники белые.

Вот этот самый угол был виден на одной из фотографий. А на этой лужайке все позировали.

— Тут вот какое дело, — оживленно заговорила соседка, — как сообщили нам, что Илья Константинович умер, я две ночи на спала, так его жалко было. Ведь как чувствовала в тот день: не нужно, говорю, вам в город сегодня ездить. А он: не могу, говорит, Мария Семеновна, нужно очень по делу. Промедление, говорит, смерти подобно! Вот и накликал…