Кирилл Казанцев - Реанимация закона

– Да нет! И не думал даже!

– Думал, думал! Я же баба, я по глазам читать умею. Тут ты прав, Антон, менять в жизни что-то надо. Я ведь не шлюха, чтобы из-за денег в постели постылого мужика терпеть. А не постылый… что-то никак не идет…

Возникла нехорошая пауза, во время которой никто не нашел никаких слов. Потом Ирка старательно промокнула платком глаза, помахала, чтобы поскорее прошла краснота.

– Одноклассница у меня нашлась, Валька Коновалова. Мы с ней в школе подругами были, дневники все вели с картинками. Она фермерское хозяйство завела несколько лет назад, довольная. А как про мое житье-бытье узнала… К себе зовет. И жилье есть, и работа, и от города недалеко, всего пятнадцать километров. Если квартиру продать и деньги в ее хозяйство вложить, то я вроде как помещицей стану, хозяйкой с ней на пару.

– Ну-у! Вот и тебе судьба улыбнулась. Видишь, есть еще хорошие люди на свете.

– Знаешь, Антон, – пропустила мимо ушей его слова Ирка, – я ведь после того случая как-то изменилась. Как будто меня не машина ударила, а что-то сверху. Как будто сверху выбор дали. Или следующий раз по асфальту размажут, или я жить начну другой жизнью.

Славик прибежал прощаться, когда Ирка со своей школьной подругой уже складывали последние вещи. Мальчишка был удивлен до крайности, обрадован, буквально оглушен тем, что они не прощаются с Антоном навсегда. Оказывается, когда Славик освоит компьютер, который есть у тети Вали дома, он сможет писать письма Антону, а тот будет ему отвечать. И письма эти мгновенно, как по волшебству, станут появляться в компьютере на экране.

– Ни у кого нет друга-волшебника, – обняв Антона за шею, прошептал Славик. – А я не верил. Давай ты ко мне во сне будешь приходить, и мы будем разговаривать.

– Попробую. Я, знаешь ли, в таком волшебстве еще ни разу не практиковался.

– Зато ты меня от дракона спас, так мама сказала. Попробуй мне присниться, вдруг получится.

– Получится, получится, – подтвердил голос от двери.

Ирка стояла в пальто нараспашку и подпирала косяк. Славик соскочил с колен Антона и побежал к себе.

– До этого же получалось, значит, и еще получится, – тихо повторила Ирка. – Мне вот ты запросто снился.

Антон промолчал. Что тут можно сказать, тут словами ничего не объяснишь.

– Знаю, зря я надеялась. Тебе не такие нужны, не как я. Я думала, что к Славке привязался, так и на меня по-другому поглядишь. Ан нет, не случилось. Это я такая смелая, потому что уезжаю, ты не сердись. Хороший ты парень, Антоша. Не мое мнение. Дети, они сердцем видят, они не ошибаются. Жаль, ну ничего не поделаешь, видать, на роду иное написано. Спасибо тебе за все и прощай. Если что надумаешь, то напиши. Хоть Славке напиши. Как вы там с ним играли? Фея, Странник…

Антон Копаев шел по скверу, машинально загребая опавшую листву ногами. Это было как ритуал, как потребность, привычка еще с далекого детства. От этого солнечного света, который сквозил в кронах деревьев и золотил и без того ярко-желтые листья, от запаха костров, в которых дворники жгли листву, в груди начинало щемить.

Почему так больно, когда страдают дорогие люди, когда уходят близкие? Потому что ты их любишь? А другие люди, разве их не жалко? Наверное, самый подлый подонок, и тот любит или любил свою мать, может, какую-то женщину. По-своему, по-подонски, но любил. И ему было больно, когда этот любимый человек уходил. Ведь даже негодяи страдают, когда хоронят дорогих людей.

Научимся ли мы не просто ценить или уважать других людей, а понимать, что и они испытывают такую же боль, теряя близких, и они такие же живые люди? Когда ты невольно, по дурости, в пьяном виде садишься за руль… может, стоит не забывать, что там переходит дорогу чья-то мать, чей-то ребенок, научиться примерять на себя чужое горе?

Какой-нибудь другой старший лейтенант полиции с мутными глазами давит на педаль газа, а на «зебру» пешеходного перехода уже ступает чья-то нога…

Может быть, нога близкого тебечеловека!