Виктория Платова - Корабль призраков

На конверте, который я держала сейчас в руках, была совсем другая цифра – “5”. Но сам конверт был пуст.

– Антон… – Я подняла глаза на нейрохирурга. – За каким столиком вы сидели в кают-компании?

– Что? – не понял он.

– Когда нас пригласили на первый ужин, стюард должен был передать вам конверт с номером.

– А-а… – Антон потер лоб – Кажется, за вторым.

– А кто сидел за столиком номер пять? Там же стояли номера, вы не помните?

– Подождите. По-моему, это был столик Клио…

Ну конечно, столик самой Клио, теперь и я вспомнила об этом. За ее столом сидели адвокат, Муха и Борис Иванович.

– А что случилось? – нетерпеливо спросил Антон.

– Этот конверт лежал в кармане Клио, когда ее нашли, – сказала я, умолчав о том, что видела его еще раньше, на палубе.

– А что в нем?

– Ничего нет. Только конверт, и все.

– Это что-то значит?

– Не знаю… Зачем вы взяли ее шубу, Антон? Антон стоял передо мной со свитером Сокольникова и шубой Клио в руках.

– Там холодно, – жалобным голосом сказал он.

– Антон! Вы тоже сходите с ума… Ей уже не нужна шуба. Она мертва… Вы же врач, вы должны это понимать…

– Да, да. – Он с тоской посмотрел на меня. – Я должен это понимать… Но я не хочу этого понимать. Я отказываюсь это понимать…

– Вот что. Идемте вместе. Вас нельзя отпускать одного.

– Нет, не нужно.

– Сейчас никому нельзя оставаться одному, вы понимаете…

– А как же первое правило фильма ужасов? – На Антона было жалко смотреть. – Ведь Макс и Лаккай, они были вдвоем… Думаю, от того, что происходит здесь, нельзя защититься, даже если мы будем пасти друг друга…

– Не знаю. Не уверена.

– Хорошо. Идемте, – сдался наконец нейрохирург.

…Мы шли длинными запутанными коридорами “Эскалибура”. Теперь все выглядело зловещим, даже аварийные лампочки в сетках. Зловещей была и тишина.

– Долго еще? – спросила я только для того, чтобы что-то спросить, чем-то взорвать эту тишину.

– Нет, сейчас выйдем на корму и спустимся вниз. На воздухе, на кормовой палубе, мне стало лучше.

– По-моему, начинается оттепель, – сказала я, подняв голову вверх, к звездам, которые были не видны из-за низких облаков. И тут же увидела еще один флаг, болтающийся над головой.

Совсем другой расцветки, не похожий на тот, который я успела выучить за несколько дней.

– Еще один, – равнодушно сказала я. – Если так будет продолжать и дальше, мы обвесимся такими игрушками, как новогодняя елка. Интересно, что теперь нам хотят сказать?

– Мы с Максом уже видели его, когда переносили Клио, – так же равнодушно сказал Антон. – Пусть болтается.

– Ни о чем серьезном он не сообщает?

– Ни о чем таком, чего бы мы уже не знали. Две серых полоски и белая в середине – “Я имею на борту опасный груз, держитесь от меня в стороне”.

– Теперь к нам уже точно никто не подойдет. – Мне было плевать, подойдет ли к нам кто-нибудь или нет. – Если даже сюда забредет какой-нибудь шальной “Летучий голландец”.

– Никто сюда не забредет. Здесь не бывает судов. Этот флаг для нас.

– Для нас, конечно же, для нас, Антон. Но раз мы предупреждены, может быть, просто снять его?

– Зачем? Он опять появится, – обреченно сказал нейрохирург.

– Вы тоже… Вы тоже не верите в то, что все можно объяснить?

– Я бы все отдал, чтобы получить хоть какое-нибудь объяснение.

– Нужно только набраться терпения, и все станет на свои места.

– Когда? Когда всех нас здесь перебьют?..

– Идемте, Антон, нам нельзя долго разговаривать, иначе мы возненавидим друг друга. Никому здесь нельзя долго разговаривать…

– Я бы не смог возненавидеть вас, даже если бы хотел… Вы… Очень нравитесь мне, Ева.

– Что ж, самое подходящее место для подобных признаний. Может быть, отложим?

– Отложим до чего? – Впервые я услышала в голосе Антона стальные нотки. – До того, когда нас всех перебьют?

– Это называется дансинг в ставке Гитлера. – Я укоризненно посмотрела на Антона.

– Не понял! – По его лицу пробежала тень.

– Вы когда-нибудь занимались нацистской Германией?

– А почему я вдруг должен заниматься нацистской Германией? – Он даже повысил голос. – Я врач, а не историк.

– Да я сказала просто так… Последние дни перед капитуляцией в ставке Гитлера – это была совершенно запредельная вещь. Все предчувствовали конец и потому пускались во все тяжкие, запершись в бункере на глубине в страшное количество метров. Пьянство, самые немыслимые оргии, самоубийства… Предчувствие неизбежной смерти, неотвратимость конца всегда развязывают руки, вы не находите? То же самое может сейчас случиться и с нами… Во всяком случае, мы близки к этому…