Виктория Платова - Куколка для монстра

– Что – «вспомнить»? – Капитан странно оживился. – Что-то кажется вам знакомым?

– Не знаю… Нет.

– Звоните, – почти приказал мне капитан, подбородком указывая на кнопку звонка.

Я подняла руку и сильно надавила на черную блестящую пуговицу. Автоматически щелкнул засов. Капитан галантно толкнул дверь, она приоткрылась В образовавшуюся щель я увидела, как какая-то женщина в старом пуховике загоняет в дом двух собак.

Кажется, это были ротвейлеры… Когда несколько минут назад я перебирала породы, я даже не вспомнила о них. Теперь это показалось мне странным, я вдруг почувствовала, что именно эту злобную, в рыжих подпалинах породу должна была вспомнить прежде всего. Но почему, почему, Господи?..

И снова пот заструился по моему заиндевевшему от предчувствия позвоночнику, и я почувствовала такую слабость в коленях, что уцепилась за руку капитана.

– Вам плохо? – спросил у меня капитан. Но теперь в его голосе не было и следа участия. Он изучал, препарировал мои реакции; более того, он находил их вполне естественными, он как будто ждал их. Это ожидание предполагало знание. Знание, которого я была напрочь лишена.

Нельзя давать ему повод торжествовать.

– Зачем вы приносили мне тогда фотографию Цыбульского? – совершенно невпопад спросила я, только для того, чтобы не молчать, только для того, чтобы не слышать приглушенного неистового лая собак в доме.

– А мне он вообще очень симпатичен. Белый шарф, очки, настоящий интеллектуал в настоящем времени. Вам нравятся шестидесятые?

Я пожала плечами.

– Но актера-то помните?

Я повернулась к нему, переступила с пяток на носки, стоя прямо в середине расчищенной от снега дорожки:

– Капитан. Я не помню, а знаю. В этом вся разница. Я знаю многое, но не помню ничего…

– А мне нравится этот поляк, – Лапицкий пропустил мое откровение мимо ушей. – Он стильно играл работников моей профессии и всегда справлялся с такими дамочками, как вы.

Кто бы мог подумать, что милицейские дуболомы апеллируют к слову «стильно» и у них тоже есть маленькие сентиментальные слабости…

– Не называйте меня дамочкой.

– Могу называть девушкой, но это предполагает более близкое знакомство и совсем другие обстоятельства встречи.

– Я вас ненавижу, – устало сказала я.

– Радостное совпадение наших чувств. Можно хоть сейчас под венец, – не остался в долгу капитан.

Мы поднялись по ступенькам крыльца, и Лапицкий толкнул дверь. Она с трудом поддалась и открылась только наполовину. Лай собак стал невыносимым. Капитан протиснулся первым и уже из-за двери сказал мне:

– Смелее!

Я последовала за ним и у самого порога наткнулась на что-то мягкое, лежащее на полу. Это было так неожиданно, что я не смогла удержаться на ногах и оказалась в комнате на полу, больно ушибившись коленкой. Впрочем, я тотчас же забыла о боли, – возле двери лежало неестественно скорчившееся тело человека. Оно и загораживало проход в дом. Я не успела ничего сообразить, когда прямо надо мной раздался спокойный голос капитана:

– Не ушиблись? Вставайте.

Нет, это не было телом, скорее – большая, почти в человеческий рост, небрежно собранная тряпичная кукла. Она вдруг странно испугала меня, внушила почти мистический ужас. Сидя на полу и держась за ушибленное колено, я не могла оторвать взгляда от плохо простроченного шва, делившего ее голову на две части.

– Что это? – одними губами спросила я. Никто не ответил мне, хотя в комнате, кроме капитана, еще были люди: шофер Виталик и женщина в расстегнутом пуховике, – именно она загоняла собак… Женщина сидела в глубоком кресле, закинув ногу на ногу, и со жгучим любопытством наблюдала за мной… Потом хмыкнула, тряхнула крашенными перекисью волосами и достала из кармана мятую пачку сигарет.

Сейчас она закурит. От этого вдруг разболелась голова. Я опустилась на пол и обхватила виски руками. Вставать мне не хотелось. Я даже не знала, сколько времени прошло.

– Иди помоги мне поднять ее, – властно сказал капитан Виталику.

Шофер беспрекословно подчинился. Вдвоем они попытались оторвать меня от пола, за который я цеплялась, как за последнюю надежду. Если бы у меня хватило сил, я бы забилась в какую-нибудь щель и пролежала бы там до конца времен. Лицом вниз и с тонкими горячими иглами в шейных позвонках…

– Ты смотри, упирается, – ленивым кошачьим голосом промурлыкал Виталик, – а тяжелая какая, кто бы мог подумать… Никогда не буду носить ее на руках, если женюсь…