Виктория Платова - Смерть на кончике хвоста

Лицо Серафимы просительно сморщилось, а загеленные волосы встали дыбом.

— Ну, я прошу тебя… Пожалуйста…

И Леля сдался. Понизив голос до трагического шепота и делая пропуски на месте имен, он попытался быть максимально объективным. Он рассказал о Радзивилле; о Литвиновой, найденной мертвой за городом со шприцем под ногами (на этом месте безжалостная Серафима цинично хмыкнула); об инвалиде Базилевиче с кубинскими сигаретами-самокрутками и портретом на столе; о несчастном влюбленном Маркелове (на этом месте сентиментальная Серафима уронила слезинку в шоколадный пудинг); о кавалерийских усах Радзивиллихи и двух ее пресмыкающихся (на этом месте брезгливая Серафима поморщилась).

Он не забыл упомянуть о трогательной дружбе девушек-манекенщиц, о вяжущей крючком Тамаре Александровне Кучеренко, о рыжей Виолетте Гатти, о неистовой Агнешке Радзивилл и о направлении к наркологу, которое лежало в сумочке покойной Литвиновой. И о садомазохистском инвентаре Радзивилла. А потом Леля сосредоточился на уликах: он веером раскинул их перед обалдевшими слушателями и по просьбе Воронова достаточно подробно описал их: от рубашки покойного, запонки в багажнике, двух ключей в «бардачке» до обрезанной фотографии и перочинного ножа, которым предположительно могло быть совершено убийство. И о письме Литвиновой, отпечатанном на принтере…

И даже о призраке собаки, о «летучем голландце» по имени Тума он не забыл упомянуть.

И, странное дело, так неохотно начав, он увлекся рассказом, плотины были прорваны, шлюзы открыты, и, когда история подошла к концу, Леля вдруг сам пожалел об этом конце.

— Что скажете? — переведя дух, спросил он у Воронова.

— Блестяще. Идеальная канва.

— И кто же убийца?

— Убийцей был таксист, — вспомнила Симочка старый анекдот.

— Приблизительно, — неожиданно согласился Воронов. — Тем более что речь идет не об одном убийстве, а о двух.

— К счастью, убийство было одно. Вы плохо слушали, — подначил Воронова Леля.

— Дядя Леня! — тут же осадила его Серафима.

— Но самое интересное во всей этой истории даже не убийца, а свидетели, — заметил Воронов.

— Свидетели?

— Хорошо отлаженный механизм. Отличный струнный оркестр, и каждый играет свою часть партитуры. — Воронов впал в философский тон. — Скажите, в вашей практике часто встречалось, чтобы свидетели так идеально подходили друг другу, так дополняли друг друга, чтобы не было ни малейшей неточности в показаниях?

— Иногда, — уклонился от прямого ответа Воронов.

— Все дело в свидетелях, дорогой мой детектив. Кто-то из них должен получить другое имя. И перейти на другую сторону.

Хорошо завуалированная туманная глупость. Леля поморщился. А Воронов продолжил:

— И зачем оставлять в квартире рубаху? И что с деньгами?

— Деньги самые настоящие. Были извлечены из сейфа Радзивилла. Экспертиза нашла на них следы пребывания в сейфе.

— Вы полагаете, она сама взяла их?

— Не знаю. Но не исключаю такой возможности. Я даже думаю, что это была всего лишь небольшая часть денег.

— Ее хотели надуть, она обиделась и порешила обидчика? — Воронов улыбнулся.

— Учитывая характер увлечений покойного — все может быть. Теперь вам достаточно информации? Готовы выстроить схему, не выходя из комнаты?

— Мне понадобится несколько дней.

— До следующего понедельника успеете? — Леля решил показать дуре-племяннице всю никчемность дурака-писателя. — Понедельник, двадцатое.

— Думаю, да. Если не возникнут форсмажорные обстоятельства.

— Какие же?

— Если вы не найдете преступника раньше меня.

Это вряд ли, подумал Леля, но вслух так ничего и не сказал.

Серафима уже который раз за вечер захлопала в ладоши: прямо не кабачок, а Мариинский театр какой-то в дни премьеры, ей-богу. Но Симочку нисколько не смущал мрачный оскал любимого дяди Лени. Она обворожительно улыбнулась обоим и ангельским голоском произнесла:

— Значит, в следующий понедельник, в три часа, здесь же. Идет?

— Идет, — поддержал ее Воронов.

Вся оставшаяся церемония не заняла больше десяти минут: Леля и Воронов совместно заплатили по счету, затем Воронов подписал Серафиме свою последнюю книгу и поцеловал руку на прощание.

А уже устроившись в такси, Леля обнаружил слезы под узкими очками племянницы.

— Ну, что случилось, Симка?

— Ты злой, Ленчик, — Серафима называла дядю Леню Ленчиком лишь в минуты отчаянной и безысходной дерзости. — Ты отвратительно себя вел. Хорошо, что Воронов благородный человек…