Татьяна Полякова - Амплуа девственницы

В 15 часов 25 минут раздался телефонный звонок, и мужской голос сурово поинтересовался:

— С Лиховицкой Анной Михайловной я могу поговорить?

— Слушаю, — ответила я. Мужчина представился, и все поплыло у меня перед глазами: интересовалась мною милиция.

— Вы хорошо знали Ковальчука Арсения Романовича? — спросил мужчина.

— Это наш клиент, — промямлила я и сочла нужным добавить:

— Он собирался купить квартиру.

— Собирался?

— Да, потом куда-то исчез. По крайней мере, не звонит и в агентстве не появляется.

— А вы давно его видели?

— Недели две назад он заходил к нам в последний раз.

— Я бы хотел поговорить с вами. Желательно сегодня.

Через час я с замиранием сердца стучала в дверь кабинета, снабженную табличкой «Потапов В.А.».

По дороге я решила ни в чем не сознаваться, должно быть, с перепугу. А потом, никогда ведь не знаешь, от чего вреда больше: от правдивости или вранья.

Как мудро заметила Лерка, Арсению теперь все равно, а мне неприятности ни к чему.

Лерке я позвонила по дороге, и она укрепила меня во мнении, что ложь во спасение — это благо.

Хотя врать я не собиралась. Я просто решила немного исказить истину, чтобы господа из милиции потеряли ко мне интерес.

Услышав резкое «да», я вошла в кабинет и увидела мужчину среднего возраста, с бледным лицом, наметившейся лысиной и взглядом мученика. Если мне не хотелось отвечать на вопросы, то ему явно не хотелось их задавать.

— Садитесь, — кивнул он, когда я сообщила, кто я такая. Вздохнул, достал из верхнего ящика стола бумагу, авторучку и приступил.

Первые пять вопросов никакого затруднения у меня не вызвали, касались они в основном моих паспортных данных и места работы. Потом Владимир Андреевич перешел к насущному.

— Когда и где вы познакомились с Ковальчуком?

— А что случилось? — робко поинтересовалась я.

— Господин Ковальчук убит, идет следствие…

Охать и произносить что-то вроде «о господи» или «боже мой» я поостереглась, притворство никогда не было моей сильной стороной, я помолчала, а потом спросила:

— Но я-то здесь при чем?

— Мы опрашиваем всех, кто близко знал Ковальчука.

— Я его близко не знала. Если быть точной, мы были едва знакомы.

— Вот и расскажите об обстоятельствах вашего знакомства.

— Мы познакомились в кафе, — стараясь придерживаться истины, сообщила я. — Сидели за одним столиком. Разговорились, он сказал, что хочет купить квартиру, я предложила услуги нашего агентства. На следующий день он пришел, мы подобрали подходящую квартиру, но он вдруг исчез. Не звонил, не появлялся. Вчера мы как раз проезжали мимо дома, где он жил, и я решила заглянуть к нему. Но дома его не оказалось.

— Вы одна к нему заходили? — с интересом спросил Владимир Андреевич.

— Нет, с подругой. И ее шофером. Подруге нужно было в туалет, — пояснила я, — а шофер ходит за ней как приклеенный. Я забыла номер квартиры Арсения, и мы обратились к соседке на первом этаже.

— Что было дальше?

Я пожала плечами и посмотрела в глаза Владимиру Андреевичу, как мне казалось, с максимальной честностью.

— Ничего. Позвонили в дверь, никто не открыл, и мы ушли.

— Сколько времени вы находились в подъезде?

— Не помню. Полминуты, минуту. Я время не засекала.

— А когда выходили из подъезда, ничего подозрительного не слышали?

— Нет. Может, вы скажете, что случилось? — нахмурилась я.

— Соседка утверждает, что слышала выстрелы как раз в то время, когда вы были в квартире.

— В квартире мы не были, потому что нам никто не открыл дверь. И никаких выстрелов мы не слышали.

— Соседка видела, как вы садились в машину, и утверждает, что в квартире вы находились минут пятнадцать.

— Мы не могли находиться в квартире, потому что дверь нам никто не открыл, — терпеливо повторила я.

— А может, она уже была открыта?

— Может, — не стала я спорить, — но мне об этом ничего не известно. Стрелять мне тоже не из чего, если вы об этом, и Ковальчука я не убивала, не за что.

— Ковальчук был убит за двое суток до этого, но тот факт, что вы пытаетесь скрыть…

— Мы в квартиру не входили, пробыли на лестничной клетке не больше минуты. И в кого нам стрелять, скажите на милость, если Ковальчук был уже мертв?

— Вот я и пытаюсь выяснить, что там произошло, — задушевно сообщил он, но чужая задушевность впечатления на меня не произвела.

Потапов был ласков, потом сделался строг, напомнил об ответственности за дачу заведомо ложных показаний. Все во мне холодело и замирало, но я продолжала стоять на своем.