Татьяна Полякова - Чудо в пушистых перьях

Груниных подруг отмели сразу. Витька сказал, что у родни и подруг его будут искать первым делом, а Витька, должно быть, знал, что говорит. Ряха уже третий раз объезжал скверик, а дельных предложений не поступало.

— Можно в дворницкую, — брякнула я, и все посмотрели на меня, как на чокнутую, а я принялись торопливо объяснять:

— Там места много, есть электричество, вода, и даже газ есть, проблем не возникнет. Папа медитирует, а Михалыч наверняка уже напился, так что даже не поймет, зачем мы приезжали.

Все трое смотрели на меня с растерянностью на лицах. Я назвала адрес, и Ряха направил машину в нужную сторону.

Я оказалась права, папа вовсю общался со вселенским разумом, не подавая признаков жизни, Михалыч в своем углу громко храпел. Рядом с ним приткнулся мужичок в клетчатой рубашке, судя по всему, тоже без сознания. Дверь в дворницкую была открыта, и даже свет горел. Витька самостоятельно добрался до нар в углу, правда, Груня поддерживала его под локоть. Ряха решил отогнать джип подальше, чтоб не мозолил глаза. А я с тоской и отчаянием начала готовиться к осмотру больного, вымыла руки, натянула перчатки и разложила инструменты. Витька, при виде моих приготовлений, сделался зеленым, а Груня, испуганно тараща глаза, начала шмыгать носом.

— Может, все-таки в больницу? — робко предложила я. Витька отчаянно замотал головой, а я стала его утешать:

— Вдруг пули в тебе и нет вовсе, вдруг она куда улетела…

— Сидит, зараза, — вздохнул Витек, — я ее чувствую. Вот Тут-5 прямо в брюхе.

Я тяжко вздохнула, разрезала рубашку и принялась промывать рану.

— Где чувствуешь? — спросила я испуганно.

— Чего?

— Пулю, естественно.

— Вот тут, — ткнул Витька пальцем себе в пупок, а я сильно засомневалась, потому что пупок выглядел прекрасно, не похоже было, чтоб его что-то тревожило.

Через пять минут я с облегчением вздохнула, потому что выяснилось, что Витька с перепугу здорово преувеличивал — никакой пули в нем нет, ни в пупке, ни в другом месте, улетела пуля в неизвестном направлении, слегка задев Витькин упитанный бок, содрала кожу, мягкие ткани, ну и жир, само собой. Хотя крови из Витьки вылилось предостаточно, но главное, что ни о какой операции речи не шло. Я так воодушевилась, что минут за пятнадцать смогла заштопать Витьку, предварительно сделав ему укол. Обработать рану и наложить швы для меня вещь пустяковая, я даже запела на радостях, что все так расчудесно обошлось, и тут вторично обратила внимание на Витькин пупок, то есть не на сам пупок, а на пространство, находящееся чуть ниже. По первому-то разу, когда я думала только о пуле, я на его татуировку даже не взглянула, а теперь заинтересовалась. Внизу живота, возле известного места, полукругом было выколото слово из трех букв. Буквы были большими, украшенными гирляндами из цветов и бабочек. Я смотрела на все это с некоторым недоумением, Витька, заметно повеселевший после обезболивающего укола, хмуро крякнул и сделал попытку чем-нибудь прикрыть причинное место. Я вспомнила слова Груни о том, что Витька наколки стесняется, оттого штаны снимает исключительно впотьмах. Мне б, конечно, отвести взгляд, но буковки были так затейливо украшены, а я от природы любопытна, оттого и хотела рассмотреть, что там к чему, я имею в виду рисунок. Витька вдруг резко сменил окраску с бледно-зеленого до багрового и начал торопливо натягивать штаны, а я, сообразив, что он может решить, что интерес мой вызван не гирляндой цветов, а его дтоинствами, хотела втолковать дурню, что суетится он напрасно, мне его добро без надобности, ну и сказала:

— Интересно…

— Чего тебе интересно? — стал он вредничать.

— Наколка, естественно. Это ты сам додумался или подсказал кто?

— Сам.

— Молодец. Ну и на фига тебе это украшение, если ты его прячешь? — Тут я опять смешалась и добавила:

— Наколку эту…

— Чтоб дуры, вроде тебя, понять могли, что у меня где.

— А-а… — протянула я уважительно. — Слушай, а ты на башке не пробовал написать: «Мозги»?

— Очень умная, да? — скорчил презрительную мину Витька. Но тут в разговор вступила Груня, которая по мере того, как операция подходила к концу, все больше суровела и на муженька начала смотреть без сострадания.

— Человек ему жизнь спас, а он ему гадости. Натуральная скотина, еще на котов баллоны катит, да в них благодарности в сто раз больше. Вот хоть возьми Пафнутия…

Тут мы дружно поискали глазами котяру и обнаружили его на папиной груди, где он мирно спал. Выглядело это трогательно, но кот был жирным и затруднял дыхание, это может мешать папулиному выходу в астрал, оттого я подошла и, склонившись к родителю, поинтересовалась: