Татьяна Полякова: Чумовая дамочка

— Брось, — разглядывая меня, заявил он. — Все нормально, никаких проблем.

— Ага, — порадовалась я. — Я с детства доверчивая, — И попыталась выйти в тамбур, но руку он не убрал, и мне пришлось притормозить.

— Давно откинулась? — вдруг спросил он, а я, покраснев, пробормотала сквозь зубы:

— Да пошел ты… Руку он убрал.

— Оставайся, — сказал он спокойно.

— Спасибо, — поблагодарила я. — Не ищу себе неприятностей…

В этот момент поезд качнуло, и он остановился. Тип со шрамом хмыкнул, покачал головой и дал мне возможность пройти.

— Ну, счастливо, — совсем как недавно охранник, сказал он, а я ответила:

— И тебе того же.

— Может, еще встретимся.

«Не приведи господи», — открестилась я, правда мысленно, и оказалась на пустынном перроне, закинула сумку на плечо и зашагала к зданию вокзала. Следующий поезд в нужном мне направлении приходил только утром. Вздохнув, я отправилась на автовокзал, там мне повезло больше, и через час я уже дремала в стареньком «Икарусе» по пути к дому. А утром купила билет на поезд до своего родного города и благополучно добралась до него в субботу около полудня.

Жара стояла как на юге, солнце палило нещадно, асфальт плавился под ногами. Я купила бутылку пепси и зашагала к стоянке такси. Очередь произвела на меня впечатление, я подумала, что сумка у меня легкая и не грех прогуляться по городу после пятилетней разлуки. Поднялась по широкой лестнице, прошла под аркой со старинными часами на башне, больше похожей на минарет, и вышла на проспект Мира. Взгляд мой задержался на табличке ближайшего ко мне дома. Улица Верхнедворянская — значилось на ней. Вот тебе и проспект Мира. Мимо прошмыгнул полосатый троллейбус, раньше таких у нас не было, по бывшему проспекту сплошным потоком шли иномарки, кое-где разбавленные старенькими «Жигулями» и «Волгами».

— Все меняется, — попробовала я настроить себя на философский лад и прибавила шагу.

Мой дед жил когда-то в двух троллейбусных остановках отсюда, в огромном доме, в котором в прошлом веке помещался то ли бордель, то ли гостиница. Дед рано овдовел и, должно быть, от тоски запил. Свою трехкомнатную квартиру выменял сначала на двухкомнатную, а потом оказался в коммуналке в своем же доме, только в первом подъезде, в компании с таким же алкашом. Умер дед во сне, как говорится, не приходя в сознание во время очередного запоя. И не успел, как ни странно, продать свою берлогу, а завещал ее мне, за что в настоящий момент я была ему очень благодарна.

Дом выглядел заброшенным, не красили его лет семь как минимум, фасад в трещинах, дверь подъезда без стекол… Впрочем, дело обычное. В подъезде, несмотря на жару, было холодно, я поежилась и по широченным каменным ступеням стала подниматься на второй этаж. Дверь в квартиру была приоткрыта, звонков здесь сроду не водилось. Я толкнула дверь и вошла в длинный, метров шесть, коридор, в детстве мы звали его «кишкой». Коридор выходил к просторной кухне, слева дверь — в комнату соседа, ближе к кухне — дедова, то есть теперь уже моя.

— Хозяева! — гаркнула я, подняв голову к высокому потолку.

Дверь справа открылась, и появился неизменный дедов собутыльник Максим Павлович, или просто Палыч. Во всяком случае, гражданам прилегающего района он был известен именно как Палыч. Маленький, круглый и румяный, за пять лет он совершенно не изменился, несмотря на хронический алкоголизм и глубокие душевные переживания, связанные с отсутствием средств на очередную опохмелку.

— Виталик! — разведя руки для горячих объятий, завопил он, узнав меня.

— Здорово. Палыч! — вновь гаркнула я, и мы обнялись.

Палыч отстранился и сказал удовлетворенно:

— Красавица. Вылитая мать. Королевна, право слово… А загорела как, точно с курорта.

— Я на юге отдыхала две недели.

— Хорошее дело, — одобрил он, переходя на шепот, — Нинка здесь с самого утра. Занавески вешает…

В этот момент сестра появилась в коридоре, неодобрительно посмотрела на Палыча и кивнула мне.

— Ты ж в телеграмме писала, что с утра приедешь? — вместо приветствия заметила она.

— Вышла задержка.

— Какая задержка? Да не вертись ты под ногами, черт старый! — заорала она на Палыча, тот нахмурился и пристроился за моей спиной.

Я незаметно сунула ему денег и шепнула:

— Закусь купи…

Палыч исчез, а мы с Нинкой вошли в комнату. Причина ее скверного настроения стала мне ясна, из всей мебели, которой так гордился мой пьяница-дед, остались только кресло с порванной обивкой да резная тумбочка для обуви.