Рашид Кешоков - По следам карабаира. Кольцо старого шейха

Жунид поправил на руке напитавшуюся кровью повязку. Дараева с фельдшером все еще не было. Руку саднило, в висках стучали назойливые дробные молоточки. «Наверное, поднимается температура», — подумал Шукаев и, подбросив здоровой рукой несколько поленьев в костер, продолжал допрос.

— Так что же платок?

— Для связи. Хахан дал ротмистру. Стоит показать платок одному из тех людей, чьи имена вышиты на нем, и любая просьба будет исполнена.

— Чьи имена на платке и где искать этих людей?

Мустафа покачал головой.

— Все, начальник. Чего не знаю — того не знаю. Хахан сказал это одному Асфару… а может и Газизу тоже… Я не знаю.

— Ладно. Кто этот цыган? — кивнул Жунид в сторону Будулаева.

— Парамон. Из табора. Прислужник таборного атамана. Он тоже был тогда у Буеверова. Через него они лошадей толкали..

Парамона Жунид решил «взять» другим путем. Любому работнику угрозыска или милиции известно что ни один таборный цыган никогда не давал правдивых показаний, если на то не было особых причин.

— Аскер, развяжите ему ноги и ведите сюда, — крикнул Жунид и, поковырявшись в кучке дров, приготовленных для костра, выбрал поленце потолще.

— Слушай, цыган, — решительно сказал Шукаев, постаравшись придать своему лицу самое «зверское» выражение. — Выбирай: или ты выкладываешь все начистоту, или… видишь эту дубинку? Погуляет она по твоей спине за милую душу!..

И Парамон «выложился» сразу и без фокусов. Дараев хохотал потом до изнеможения, слушая рассказ Жунида об этом допросе. «А если бы он все-таки отказался говорить, ты бы привел в исполнение свою угрозу?» — «Конечно, нет, — улыбаясь, ответил Жунид. — Просто я очень устал. Да и рука болела. Вокруг — лес. Махмуд — парень свой. Ну — пригрозил, зато дело скорей двинулось…»

Парамон Будулаев показал, что он изредка помогал своему хозяину Феофану третьему и Асфару сбывать краденых коней. Да, он знал об угоне карабаира и убийстве сторожа из Чохрака. Но не участвовал в налете, не сбывал чохракских лошадей, не сделал ни одного выстрела во время сегодняшней ночной стычки — у него и ружья-то не было, только финка. А у какого цыгана нет финки? Был ли он в «Олене», когда ранили Дзыбова? Да, это сделал Буй, Мустафа сказал правду. Почему Буеверов не поехал с ними? Очень просто: ревнует свою Ларису к ротмистру. Теперь уж все: ротмистр-то приказал долго жить…

Единственно, что насторожило Жунида, это упоминание Парамоном имен Бориса Фандырова и Шагбана Сапиева. Через них Будулаев реализовывал в городе некоторые вещи, похищенные шайкой Асфара. Главным образом, материю, дамское белье и прочее, что могло иметь хождение в городе.

Натренированная память Шукаева хранила десятки имен малознакомых или вовсе не знакомых ему людей. Причем имена эти до поры до времени надежно были запрятаны где-то в дальних уголках его мозга и выплывали лишь в случае необходимости.

Бориса Фандырова он вспомнил сразу. Худой франтовато одетый хлыщ со сладенькой физиономией. Этот тип доставил ему немало неприятных минут. Собственно, отношения с Зулетой резко ухудшились после того, как Жунид застал ее с Борисом у себя дома.

О Шагбане Сапиеве он тоже слышал. Он был уверен, что слышал, но пока не мог припомнить, когда и при каких обстоятельствах упоминалось при нем это имя.

Предложив Зизарахову и цыгану подписать свои показания, Жунид на минуту прикрыл веки. Молоточки стучали в висках еще сильнее. По телу пробегал озноб, хотя он почти вплотную придвинулся к костру.

Со своим положением «соломенной вдовы» Зулета быстро освоилась. Краснодар тридцать пятого года, конечно, нельзя было причислить к городам, таящим в себе слишком много соблазнов для молодой легкомысленной женщины, которая видит вечно занятого мужа урывками. Однако Зулета с помощью разбитной и энергичной Назиади все же находила достаточно способов для развлечений.

Назиади Цимбалюк, называвшая себя в кругу друзей племянницей начальника угрозыска Ивасьяна (а как было на самом деле — Бог знает), принадлежала к числу тех женщин, о которых не скажешь, что они сверх меры обременены какими-либо принципами. Чернобровая, с матово-бледным цветом лица, она слегка красилась, со вкусом одевалась и великолепно знала о своей неотразимости. Она привыкла быть душой общества и уже через неделю после знакомства с Зулетой покорила ее беспредельно.

Назиади была замужем, но обстоятельство это представлялось ей, судя по всему, настолько второстепенным, что о муже ее между подругами речи никогда не заходило. Словно бы его не существовало вовсе. Зулета его ни разу не видела, хотя знала, что он директор какого-то захудалого заводишки на окраине Краснодара, производящего не то проволоку, не то гвозди.