— Аллах свидетель, буду. Отпусти, начальник, сам увидишь…
Когда Чич ушел, Жунид с Вадимом переглянулись. Похоже было, что табунщик действительно говорил правду. Во всяком случае, больше выудить из него, наверное, не удастся. Судя по тому, что было о нем известно, и по его поведению во время допроса, он мог что-то знать, но либо грабители припугнули его, либо он искусно притворился этакой смиренной овечкой.
Жунид склонен был предположить первое. На помощь Аскера Чича он, конечно, не рассчитывал.
— Кажется, появился маленький просвет?! — полувопросительно сказал Дараев. — И официально заявляю тебе: начинаю заболевать сыскной лихорадкой! Не пора ли нам бросить клич: «Вперед на Чохрак?» Да ты не слушаешь?
Жунид упал, уронив голову на стол. Лицо его во сне было строгим и озабоченным.
Вадим тихонько свистнул и вышел на цыпочках. Он еще не знал, что его непосредственное начальство по расследованию чохракского дела способно задремать вот так, сразу, за столом в кабинете….
А Жунид спал. Во сне он, наверное, уже был в Чохраке — ибо начало поисков в любом уголовном деле по всем писаным и неписаным законам сыска всерьез начинается только там, где совершено преступление…
Ивасьян нервничал. Замечали это многие, хотя не знали, чему приписать раздражительность своего обычно уравновешенного начальника. Однажды он ни за что ни про что накричал на секретаршу, придравшись во время перепечатки какого-то доклада к букве «т», которую не добивала старая управленческая пишущая машинка. Потом сказал дерзость Дыбагову и ушел, хлопнув дверью. Это уже совсем было на него не похоже. Тигран Вартанович, по общему мнению, не принадлежал к числу людей, которые отваживаются возражать старшим по чину. Что у них там произошло, никто не знал. Михаил Корольков из приемной слышал только разговор на высоких нотах и видел, что Ивасьян «выскочил из кабинета, как пробка из бутылки». Словом, Тигран Вартанович, по выражению уборщицы тети Даши, был «не в себе», и сотрудники угро старались пореже попадаться ему на глаза.
Собственно, поводов для плохого настроения было более чем достаточно. Полный провал в расследовании афипского дела, выговор на партсобрании, удержанная из зарплаты премия, измена Дараева (иначе Ивасьян про себя и не называл поведение Вадима Акимовича) и еще недавняя болезнь. Удивительно было другое: после всех этих событий Тигран Вартанович не только не переменился к худшему, а напротив — стал со всеми предупредительно вежлив, каждого выслушивал, не обрывая ироническими замечаниями, как бывало, прежде. И вдруг — поворот, можно сказать, на сто восемьдесят градусов. Никого не замечает, по пустякам кричит и ругается.
Кое-кто приписал это семейным неурядицам, кое-кто пожал плечами; новую тему для разговоров пожевали и бросили.
Как-то вечером, дня через два после отъезда Шукаева в Чохрак, в управление доставили молодого кабардинца в форме железнодорожника. Он нашумел в магазине, оскорбил завмага, а когда вызвали милицию, пытался оказать сопротивление участковому.
В комнате дежурного составляли на задержанного протокол, когда туда вошел Ивасьян. Избавившись от чохракского Дела, он так и не лег в больницу.
Дежурный хотел было встать, но Тигран Вартанович жестом остановил его.
— Дайте-ка сюда… Да нет, протокол дайте, неужели непонятно?
В протоколе значилось, что машинист паровоза ОВ-3405 Исуф Амшоков, родившийся в 1910 году в селении Нартан [16] Восемь километров от г. Нальчика, Кабардино-Балкарская АССР.
, беспартийный, нанес словесные оскорбления заведующему продовольственным магазином… и т. д., и т. п.
Ивасьян окинул пренебрежительным взглядом напуганного его резким тоном дежурного и повернулся к машинисту.
— В Нальчике часто бываете?
— Да каждое воскресенье. Я, гражданин начальник…
— Постойте, — перебил Тигран Вартанович, отметив про себя обращение «гражданин начальник» (так обычно говорят только люди, уже имевшие дело с законом). — Вы не знаете, случайно, Шукаева? Жунида Шукаева?..
— Знаю. Мы почти соседи. Да и недавно встречались… в поезде…
— Тогда идемте! — Ивасьян шепнул что-то дежурному и, кивком головы приказав Амшокову следовать за ним, направился в свой кабинет.
— Судим? — был первый вопрос Ивасьяна, когда задержанный сел перед ним на стул.
— Да.
— Сколько?
— Год.
— За что?
— По пьянке. Пришили злостное хулиганство.
Читать дальше