Станислав Родионов: Шестая женщина

— Я Приходько. Точнее, Сивков.

— Да-да… Садитесь, — почти беззвучно предложил Рябинин.

Тот сел, сбросив рюкзак на пол. Расстегнул куртку со множеством молний, покопался во внутренних карманах и положил перед следователем толстую пачку денег. Сверху, осторожно, словно боясь, что они разобьются, опустил два холодных камешка, которые блеснули, как снежинки за окном.

— Всё, что осталось. Прошу оформить явку с повинной.

У Рябинина плохо слушались руки. Он искал бланк протокола явки с повинной и никак не мог найти. Каждый понедельник все протоколы он раскладывал по стопкам, но к пятнице они неизменно путались, сбиваясь в общую пачку. Тут же вспомнил, что у него нет таких бланков, а может, их вообще нет — не часто являются преступники с повинной. Пришлось взять чистый лист бумаги. И отложить — сначала нужен был разговор.

Сивков ждал. Загорелые впалые щёки. Сжатые губы, крепкие, как у боксёра в бою. Но глаза спокойные, даже весёлые.

— Разденьтесь, — предложил Рябинин. — И рассказывайте всё по порядку.

Сивков бросил пальто на спинку стула.

— Рассказывать, какими способами обманывал?

— И почему пришли сами, — уточнил следователь, которому это сейчас было важнее.

Сивков посмотрел в пол и сел поудобнее. Он начал рассказывать.

Перестал за окном блестеть воздух. Солнце пропало за домами, будто укатилось по проспекту. В кабинете потемнели углы. Настольная лампа освещала только лица да стол между ними. Рябинин ещё ничего не писал — он слушал рассказ о чужой жизни…

— Вот вы спрашиваете, как заподозрил ловушку. Пока она хвасталась достатком, я только насторожился. А вот когда входили в квартиру, она пошарила выключатель справа, а потом слева. В своих стенах искать не будешь. Потом увидел комнату… Не женская, не жилая, как интерьер в мебельном магазине. Ну а когда она якобы обронила сберегательную книжку… Тут уж надо было отваливать.

— Испугались?

— Скорее, удивился. Понял, что меня ищут. И поехал за город.

— У вас были к этим женщинам… чувства, симпатия, что ли?

— Откровенно говоря, я их презирал. Ну я, студент-недоучка, мошенник, гад, строю комедию из-за денег… Так неужели им не догадаться? Закурить можно?

Рябинин кивнул. Сивков с удовольствием затянулся дымом и продолжал сам, без вопросов:

— Знаете, что я вам скажу? Они догадывались. Да-да, не спорьте! Догадывались, но не хотели догадаться. Их устраивал обман. Им нужна была форма. А любовь-то — одно содержание без всякой формы.

— Скажите, — осторожно спросил Рябинин, — для чего вам столько денег?

— Да не нужны мне они!

Он всмотрелся в следователя и сразу увидел, что тот не верит.

— Нужны, конечно, но не столько. Вот остались же. Мне нравилась вся эта кутерьма, процесс ухаживания, приготовления к свадьбе. Тут сложно, гражданин следователь.

— Я пойму, — улыбнулся Рябинин.

— Мой отец погиб на фронте. Мать умерла. Родственников, сестёр-братьев нет. Тут уж от меня не зависит. Так ведь и друзей нет. С такой биографией какие друзья… А тут вдруг как в семью попадаю. Прямо настоящий человек. Дом, невеста, тёща… Вроде бы не один. Как у всех. А потом противны станут и они, и сам себе. Обману и уйду.

— Расскажите про последнюю.

Рябинин не верил своим глазам. Пропал самоуверенный и развязный парень. Обмякли боксёрские губы. Ослабла на скулах кожа. Согнулось тело. В глазах что-то блеснуло неожиданным и далёким блеском — уж не слеза ли, которая у мужчины имеет право блестеть только изредка?

Рябинин слушал про его любовь и думал: сюда бы этих пятерых потерпевших… Нет, сюда бы… Да нет, не сюда бы, а на площадь выставить Сивкова и собрать бы всех девушек мира — пусть бы послушали мужчину с немужским блеском глаз. Рябинин собрал бы всех тех девиц, которые кое-как знакомились, кое-где встречались, побыстрее выходили замуж и пораньше разводились. Собрал бы женщин, которые не умеют любить, а что умеют: трудиться? Да и мужчин бы Рябинин собрал послушать про любовь, оторвав их от диссертаций и карьеры, машин и телевизоров, хоккея и футбола…

— Ложишься и думаешь: скорей бы утро. Потому что утром — радость. Впрочем, не то, радость у всех бывает. Вы прыгали с трамплина? Поехал, ну, думаешь, сейчас сердце под лыжи выскочит… Нет, не так… Плавали в маске под водой? Совсем другой мир, какой-то серебристо-медленный… Не то. Вот в белые ночи выйдешь на берег озера — тишина и светлота, и не знаешь, где ты, кто ты и что это за мир… Всё не то болтаю…