Марианна Баконина - Смерть на выбор

— Да, мы перекусили в кафе.

— Что? — Очень строгий вопрос.

— Кнедлики какие-то, — правдиво попыталась припомнить Лизавета, спор с оператором вычеркнул из памяти меню.

— Опять выдумываешь!

— Не, ба, дорогая, честно-пречестно, кнедлики и булочки с паштетом.

— Смотри сама, смотри сама. — Бабушка решила не спорить с упрямицей. — А домой когда?

— У меня ночной монтаж. — Лизавета произнесла незамысловатую фразу как можно вкрадчивей. Трудовые ночи тоже входили в перечень предметов, не изученных бабушкой в свое время в Смольном.

— Как же так, Лелечка, а ужин? — немедленно начала переживать бабушка. О том, что порядочные, девушки по ночам не работают, она не заикалась — Лизавета пахала на ниве телевизионной журналистики уже пять лет, и за это время ей удалось втолковать и бабушке, и менее озабоченным приличиями родителям, что профессиональной телевизионной техники в славном городе Санкт-Петербурге мало, следовательно, работает она круглосуточно.

— У нас столовая до одиннадцати, — капельку соврала Лизавета. Студийный общепит работал до десяти вечера, причем буфетчицы стремились избавиться от съестного значительно раньше — зачем заказывать излишки, возиться с холодильником для маложеланных вечерних едоков? Так что всегда в ассортименте были только всевозможные шоколадки и печенье. В эти детали Лизавета предпочитала бабушку не посвящать. «Сникерсы» и «Марсы» та считала пищевым олицетворением гастрита.

— Ладно. Пока. Я еще позвоню.

— Зачем обещаешь? — обреченно вздохнула бабушка.

К полуночи все разошлись. Замерла бурная эфирная жизнь. Только бравые милиционеры, переведенные на круглосуточный график, обходили дозором пустынные коридоры, а в некоторых монтажных засели халтурщики. Наташа Дербенева пришла в пять минут первого. Отыскала в условленном месте ключи, оставленные предшественником. Девушки вместе оттащили в аппаратную коробки с кассетами. Лизавета попыталась расставить их по порядку — в нужной последовательности. Вполне бесполезная попытка научно организовать труд. Все равно все перемешается и спутается.

— «Мастер» закодирован? — сурово вопросила Наташа.

Наташа, хороший инженер видеомонтажа, славилась женственной внешностью и мужским характером. Кудрявая беленькая челочка, круглые голубые глаза, нежные, пухлые щечки и рядом со всем этим — ледяное спокойствие, требовательность к себе и к другим, язвительность и беспощадность. Люди слабонервные, увидев лучезарную Наташину улыбку, размякали, расслаблялись и натыкались на непреклонность и тоталитарные замашки.

— Посмотри, я не знаю.

— Конечно, нет, всегда так. — Наташа любила пожаловаться на жизнь вообще и на мелкие служебные неприятности в частности.

Лизавета с удовольствием погрузилась в круговорот монтажа. Самая конкретная, самая важная, самая трудная, самая проклятая телевизионная работа.

Работа, которая определяет все. Гениальные кадры, совместившись с не менее гениальным текстом, могут превратиться в обыкновенный «научпоп», маловыразительный набор красивых картинок, снабженный красивыми словами и красивой музыкой. А иногда серая качающаяся картинка вдруг превращается в художественный штрих невероятной силы.

Миллионы слов и предложений написаны о видео лжи. В тот момент, когда с белого полотна загудел несущийся в почтенную публику паровоз братьев Люмьер и большинство зрителей в ужасе начали разбегаться, кто-то, принадлежащий к интеллектуальному меньшинству, заметил — дым есть, а запаха нет, обман! Кино- и видеокартинку ругают умудренные борьбой политики и обиженные успехом низменного жанра публицисты, провинциальные эстеты, вечно мечтающие о возвышенном, и скептики, не доверяющие собственным органам чувств.

Видеообман — реальность! Двадцать лет назад вся страна пребывала в полной уверенности, что Ленинград — город на Балтике — живет по колено в воде. Веселых ленинградских курортников и деловитых геологов сердобольные сочинцы и сибиряки расспрашивали о трудной мокрой жизни. Недоверчиво улыбались, услышав легкомысленный ответ — мол, бывает, но не тонем. Ведь все своими глазами видели растиражированные программой «Время» кадры — волны, играющие во время наводнений у второго этажа величавых дворцов, плывущие по мостовым автобусы и автомобили. Любой, даже совсем зеленый ленинградский оператор знал, «как надо» снимать наводнение. Шла великая борьба за стройку века, за дамбу.