Виктор Банев - Череп императора

— Будьте добры, посмотрите, не оставляли ли что-нибудь для меня. На фамилию Стогов.

— Стогов? — почему-то обрадовался гардеробщик. — Оставляли, оставляли…

Он склонился над ячейками секции хранения и извлек оттуда мятый почтовый конверт. Первое, что бросилось мне в глаза, — прикрепленная скрепкой к конверту визитная карточка. Та самая, что я вложил в протянутую ладонь Ли Гоу-чженя.

— С позавчерашнего дня лежит, вас дожидается. Я еще подумал, чего это не забирает его никто, конверт-то этот? Думал, может, случилось чего? — причитал гардеробщик.

Я не слышал его. Непослушными пальцами я надорвал конверт и вытряс его содержимое на стойку.

Передо мной лежали несколько пожелтевших, явно очень старых листков бумаги. Той самой бумаги, из-за которой был убит китайский бизнесмен Ли.

Лет, помнится, семь тому назад меня, тогда еще начинающего репортеришку, нежданно-негаданно включили в состав престижной команды журналистов, отъезжающих на Курильские острова. Не Багамы, конечно, зато на халяву. Задумка состояла в том, чтобы своими глазами посмотреть, а потом сообщить читающей публике: живется на Курилах хорошо, сытно живется, особого недостатка ни в чем не наблюдается. Так что отдавать острова японцам незачем. С прокормом далекой территории справимся сами.

На громадном «Ил-86» мы должны были добраться до Хабаровска, там пересесть на «Ан-2», отбывающий в Южно-Сахалинск, а уж оттуда на вертолетах — до Курильска. Так бы оно и вышло, но вот угораздило меня, единственного из всей группы, в ресторане хабаровского аэропорта угоститься шашлыком из говядины. Очень уж после восьми с лишним часов лету захотелось мяса. В общем, не знаю, что там была за говядина, но на острова группа отбыла без меня. Я с диагнозом «острое пищевое отравление» отбыл в горбольницу славного града Южно-Сахалинска.

Первую неделю было мне даже не то чтобы хреново, а так скажем, вообще кранты. Чуть не помер. Затем меня перевели из реанимации на отделение интенсивной терапии, и к вечеру я, зеленый, небритый, тощий как скелет, но все-таки живой, встал с койки и даже доковылял до вестибюля. Там стоял телевизор и народ в пижамах, затаив дыхание, смотрел хороший американский детектив, ни с того ни с сего вдруг запущенный по Первому общесоюзному каналу.

А надо сказать, что сахалинское телевидение — штука особая, нигде больше мною не виданная. Из Москвы через спутник вещает на эти отдаленные земли родное московское «Останкино». Однако вещает оно плохо, с малой мощностью, и расположенные неподалеку могучие японские телевышки постоянно забивают хилое российское телевидение. Смотришь, скажем, программу «Время», вдруг — щелк! — и на экране появляется лицо японского диктора. Или не лицо даже, а вообще что-нибудь вроде передачи из цикла «Полезные советы: учимся делать харакири в домашних условиях». И как ни крути ручку настройки, все равно не поможет.

Вот и в тот вечер: удобное кресло, классный фильм, перспектива загреметь в морг откладывается на неопределенные сроки. Много ли нужно для счастья? Фильм был действительно классный. С дюжиной зверски изнасилованных негритянок, стрельбой, мордобоем, погонями и зверюгой-эфбээровцем, идущим по следу насильника. Однако стоило мне как следует разомлеть от удовольствия, как начались проблемы. Телевизор, исправно транслировавший детектив, вдруг неожиданно зашипел, пару раз хрюкнул, звук из «Останкино» пропал, и ящик забубнил по-японски.

На экране герой открывал рот и сообщал комиссии ФБР разгадку преступления, а вместо этого все мы, больные и увечные, слышали только японоязычный лепет.

— Вот бляха-муха, — наконец произнес здоровенный мужик, которому в больнице вырезали аппендикс. — Кто же все-таки их оттрахал-то, а?

К чему мне вспомнилась та давняя история? А к тому, что все повторялось. И тогда, и сейчас, дождавшись вроде бы конца детектива, разгадки тайны я так и не узнал. Финальная речь с разоблачением прозвучала, но — на неизвестном мне языке. Разница лишь в том, что детектив нынешний имел место не в телевизоре, а в реальной жизни. И судя по всему, я играл в нем одну из главных ролей.

Я с тоской посмотрел на забрызганное дождем окно. Несмотря на непрезентабельную физиономию, я все же решил поехать в Лениздат, шмыгнул незамеченным в свой кабинет и теперь сидел, курил и тупо разглядывал лежащие передо мной листки. Те самые, из конверта. Ни единой мысли относительно того, на кой хрен эти листки могли хоть кому-нибудь понадобиться, у меня так и не появилось.