— Я — за! — сказала Дебби. Поигрывая желваками и стараясь на нее не смотреть, Брайан тоже сказал, что не против. Мы вылезли из-за столика и отправились одеваться.
Внизу, возле гардероба, пока Дебби и Брайан натягивали куртки, Мартин посмотрел мне прямо в глаза и спросил:
— Ты думаешь, это я убил Шона?
Я пожал плечами и сказал, что вообще-то не мое это дело. Но в глубине души я был уверен — если убийца Мартин, то разгадка всей этой истории будет найдена именно сегодня вечером.
В каждом, наверное, мегаполисе планеты есть район — «черная дыра», живущий по совершенно иным законам, нежели остальной город. Что-то среднее между сточной канавой, сумасшедшим домом и артистическим салоном. Сентрал-парк в Нью-Йорке, Кройцберг в Берлине или Риппербан в Гамбурге. Думаю, что вы понимаете, что я имею в виду. Есть такое место и в Петербурге, и называется оно — Пушкинская улица.
Если бы Александр Сергеевич узнал, во что превратилось место, названное его бессмертным именем, то, сдается мне, предпочел бы, наверное, прямо в детстве выпасть из заботливых рук Арины Родионовны, стукнуться головой об пол и оказаться навсегда неспособным к складыванию из букв слов, а из слов — предложений.
Лет десять тому назад, еще при советской власти, несколько домов на этой улице было решено расселить и капитально отреставрировать. Расселить-то дома успели, а вот начать ремонт — руки не дошли. И в скором времени оказалось, что большинство из пустующих квартир занято художниками, скульпторами, торговцами наркотиками, авангардными фотографами и прочими личностями, странными и бородатыми. Художники бумагой заклеили рамы без стекол, подвели к доставшимся хоромам свет и начали обживаться.
Что тут началось! Помню, когда я попал на Пушкинскую впервые, то долго не мог сообразить: а где кинокамеры? Впечатление того, что какой-то напрочь свихнувшийся режиссер выбил из не менее сумасшедших спонсоров бюджет под фильм о конце света и что я сдуру влетел прямиком на съемочную площадку, было полным. До последнего сантиметра расписанные пульверизаторами стены, из окон ревет шизофреническая музыка, посреди двора проповедник в малиновом берете и семейных трусах вербует народ в секту Виртуальных Онанистов.
Здесь можно было встретить аргентинских панков и настоящих шаманов из Тувы, продавцов марихуаны и девушек, которые уверяли, что скоро родят ребенка от призрака Александра Блока. А вывески на дверях квартир? «Редакция журнала „Галлюциногенный гриб“». «Портной-авангардист — недорого и модно». «Йога-клуб». «Курсы зороастрийской астрологии». «Трест Дирижабльстрой». Плюс иногда аборигены устраивали себе развлечение — «тарзанку» и сбрасывали с верхнего этажа по пояс голых девушек, за ногу привязанных к резиночке. Абсолютно незабываемая атмосфера.
Выйдя из «Хеопса», мы купили еще бутылку сухого вина (я предлагал пиво, но большинством голосов было решено остановиться именно на вине) и на Пушкинскую приехали, уже окончательно развеселившись. Мартин приставал к таксисту с тем, чтобы тот подхватывал его заунывную ирландскую песню. Брайан орал «Fuck off все ирландские песни!» и требовал, чтобы таксист спел «Из-за острова на стрежень». Дебби выспрашивала, как называются улицы, по которым мы едем, и пыталась в темноте погладить меня по коленке. Я молчал, отодвигался все дальше в угол и пил из горлышка дешевое сухое вино.
Когда мы вылезли из машины, таксист так стремительно порулил прочь, что забрызгал нас с ног до головы. Первое, что я увидел, оглядевшись, — на рекламном плакате с улыбающейся девушкой и надписью «Сумки из Германии» кто-то из аборигенов старательна закрасил букву «м» в слове «сумки». От этого улыбающаяся девушка приобрела совершенно непередаваемое выражение лица.
— Это что — здесь? — скептически поинтересовался Брайан.
— Здесь, — кивнул я.
— Ты же обещал, что мы идем в какую-то галерею.
— Мы и идем-в галерею. Очень, кстати, модную.
— По-моему, единственное, для чего годится эта улица, — грабить случайно оказавшихся здесь ирландцев.
— И насиловать ирландок! — добавила Дебби.
Мы прошли во двор. У входа в парадную спал совершенно пьяный милиционер в шинели.
— Не обращайте внимания, — сказал я, — Посмотрите лучше налево — это клуб «Meat-Factory». Справа — памятник Пабло Пикассо, построенный на деньги аборигенов.
Мы поднялись на третий этаж. Рядом с дверью галереи какой-то остряк нарисовал повешенного Санта-Клауса и написал «Dead Moroz» [15] Игра слов: по-английски — «Мертвый Мороз». ( Прим. ред .)
. Стучать пришлось долго — звонок, как и следовало ожидать, не работал.
Читать дальше