Эд Макбейн - Крах игрушечного королевства

Патриция, которая мало интересовалась яхтами, предлагала назвать ее «Мокрое одеяло». А что? Двое моих знакомых адвокатов назвали свои яхты «Досуг юриста» и «Платежка». Еще один мой друг владеет мебельным магазином и яхтой с красными парусами. Как, по-вашему, он ее назвал? Правильно, «Алые паруса». У моего знакомого дантиста его скоростная яхта зовется «Открой рот», а у гинеколога, которого посадили за домогательства по отношению к пациентке, яхта называлась «Процедурная». А еще одного врача стоило бы посадить за склонность к банальностям — его яхта называлась просто «Док».

В Калузе занятных имен для яхт ничуть не меньше, чем самих яхт. Да и вообще в Соединенных Штатах Америки можно встретить столько же оригинальных имен яхт, сколько и оригинальных названий парикмахерских.

По-моему, когда человеку приходится давать название парикмахерской или яхте, в нем пробуждаются самые низменные инстинкты. Покажите мне город, где не было бы мужской парикмахерской «Синяя борода», и я покажу вам город, где не было бы яхты, которая называется «Беда».

Мой компаньон Фрэнк утверждает, что мне стоило бы назвать новую яхту «Мокрой мечтой».

Итак, во вторник вечером яхта, все еще остававшаяся безымянной, покачивалась у причала, а мы с Патрицией, поужинав, сидели во дворике под тентом и потягивали коньяк. Все освещение было выключено. Неделю назад в это самое время Бретт Толанд был застрелен, предположительно — моей клиенткой. Я поставил свой бокал, обнял Патрицию и поцеловал ее.

Давным-давно…

Но это все-таки было.

Мы встретились в мотеле на Южной Намайями-трэйл. Мы прокрались в комнату, словно воры, и кинулись друг другу в объятия, словно пробыли в разлуке несколько столетий, а не полтора дня. Патриция пришла с работы.

На ней был темно-синий деловой костюм с широкими лацканами — она называла его «мой гангстерский костюм». За мгновение перед этим Патриция швырнула пиджак на кровать. Я сжал ее в объятиях в ту же секунду, как за нами захлопнулась дверь.

— Запри ее, — прошептала Патриция, но я был слишком занят — я расстегивал ее белую блузу. — О Господи, ну запри же ее, — шептала Патриция, но я опять был занят, я помогал элегантной юбке подняться повыше. Мои руки успевали повсюду. Мои руки помнили Патрицию. И губы тоже помнили.

— О Господи, — бормотала Патриция. Мы оба обезумели. Туфли-шпильки полетели в одну сторону, пояс с подвязками в другую. — Для тебя, — шептала она, снимая трусики, шелковые, наэлектризованные. Юбка сбилась на талии. Патриция раскинула ноги, и я вошел в нее.

— О Боже! — охнула Патриция.

— О Боже… — простонал я, прижимая ее к себе и растворяясь в ней.

— О Боже, как хорошо! — сказала Патриция. — С ума сойти!

— С ума сойти! — сказал я.

Мы сошли с ума, сошли с ума, сошли с ума.

Но это все было в прошлом.

А сейчас было настоящее.

И в настоящем Патриция мягко ответила на мой поцелуй, боясь, что я рассыплюсь на кусочки, а потом положила голову мне на плечо и сказала:

— Как хорошо, Мэттью. Давай посидим.

— Давай, — согласился я.

Вскорости она сказала, что у нее завтра тяжелый день…

— И у меня тоже, — сказал я.

…и что нам пора бы идти по домам.

До того, как меня подстрелили, мой дом был ее домом. И наоборот.

Но это было тогда.

А сейчас было сейчас.

Врач попытался как можно больше рассказать мне и Патриции о моем состоянии здоровья. О том, каким оно было. О том, каким будет в течение ближайших нескольких недель. О том, каким оно, возможно, станет через несколько месяцев. Слово «возможно» пугало меня. Я только-только вырвался из той черной ямы. Что еще за чертовщина с этим «возможно»?

Патриция сидела на кровати, держа меня за руку.

Спинальдо объяснил, что во время попытки извлечь пулю из груди у меня произошла кратковременная остановка сердца…

— Вы нам об этом не говорили! — воскликнула Патриция.

Несмотря ни на что, она оставалась лучшим прокурором во всем штате Флорида.

— Мы тогда находились в больнице, — пояснила Патриция, повернувшись ко мне. — Фрэнк и я. — Она повернулась обратно к Спинальдо. — Вы нам сказали, что в течение пяти минут сорока секунд имел место недостаточный приток крови к головному мозгу. Это трудно назвать «кратковременной остановкой».

— Да, трудно, — согласился Спинальдо. — Но мистер Хоуп сообщил, что он помнит некоторые реплики, произносившиеся во время операции…

Я действительно их помнил.

«А, черт, сердце остановилось!.. Стимулятор, скорее… Эпинефрин… Следите за временем… Черт, не получается…»