Леонид Влодавец - Без шума и пыли

Так что мотивов уделать гостей без шума и крика — больше чем достаточно. Тем более зная, что они тут припарковались без ведома начальства. До утра до фига времени, можно всех пятерых вывезти куда-нибудь к ближайшему пруду и отправить на грунт. Но можно и вовсе никуда не возить, а прикопать на участке, хотя это менее надежно.

Так что Милкин черный юморок на Тарана подействовал. Единственно, что сейчас говорило в пользу Фроськиной искренности, так это нескрываемая похоть в ее заплывших жирком глазенках. Все-таки Таран уже кое-что в бабах понимал, набрался опыта. То есть в том, что Фроське и впрямь охота по-трахаться с 19-летним, он был убежден на сто процентов. Однако это могло гарантировать только одно: что Фрося не отравит Юрку до того, как переспит с ним.

Эх, зря он ушел с кухни! Фиг его знает, может, эта стерва уже намешала чего-нибудь в чай?!

Юрка заторопился вниз, а следом за ним потопала Василиса. Милка и Макс чуть задержались в комнате, и Васька, догнав Тарана на лестнице, спросила шепотом:

— Ваши знают, что мы здесь? Не нравится мне эта тетка до ужаса…

— Мне тоже, — прошипел Таран. — Но ты ей улыбайся, поняла? И приглядывай получше.

С кухни уже тянуло тушеной капустой, видать, ее Фроська на газ разогреваться поставила. Юрка на всякий случай принюхался: не воняет ли чем-то необычным. Нет, пахло вполне привычно, чувствовалось, что с капустой намешано много мяса, и, по идее, жорево у Ефросиньи должно было очень даже вкусное получиться. Тем более что Таран с обеда еще ничего не жрал, а времени было уже почти два часа ночи.

Юрка подумал, что намешать чего-нибудь в капусту Фроська навряд ли решилась бы. Потому что равномерно сделать это невозможно. Кому-то больше попадет, кому-то меньше, а это чревато осложнениями. Таран где-то вычитал, что некоторые яды, если их принять слишком много, вызывают рвотную реакцию, и отрава вместе с блевотиной выходит из организма, не успев всосаться в кровь. Опять же, если яда слишком мало, то он насмерть не убивает.

Так что больше Тарана беспокоило, чем их тут будут поить. Но и тут покамест поводов для волнения не было.

Большой чайник еще только кипятился, а заварочный стоял пустой, ополоснутый. Конечно, Фроська могла чего-нибудь всыпать в кипяток, но, во-первых, отрава могла при кипячении разложиться на какие-нибудь безопасные составляющие — Таран за год с лишним школьный курс химии уже здорово подзабыл, но что-то такое еще помнилось. А во-вторых, даже если отрава не испортится, то стремно ее в большом чайнике держать. Пригласят гости вместе чайку хлебнуть отказываться придется. Могут и заподозрить, что дело не чисто. И в заварку подмешивать нельзя по той же причине. Нет, если Фроська и решилась отраву подмешать, то уж куда-нибудь в бутылку… Но бутылки на столе не было.

— Сейчас, еще немного подогреется — и можно кушать, — объявила Фроська, вытащила из большой эмалированной кастрюли буханку черного хлеба и стала резать ее толстыми ломтями…

Мещерский нервно курил, сидя в кабине своей скромной «восьмерки», припаркованной на одной из окраинных улиц Москвы, слушал, как мелкий дождь барабанит по капоту, и предавался мрачным мыслям, еще раз перематывая в голове все, произошедшее с того момента, как ему сообщили о смерти Гнатюка.

Черт его дернул сказать Власте, что Гнат скопытился! Мог бы наврать на скорую руку, ведь всю жизнь враньем занимался — нет, раскололся перед этой полоумной, вся ценность которой в том, что у нее миллионы, доставшиеся в наследство от француза, на счетах лежат. И как цуцик, по первому свистку старой курвы помчался бегом, чтоб не дай бог не осерчала государыня-матушка!

Ладно, побежал, хотя еще не знал в тот момент, что делать. В смысле, куда ехать, в тот самый российский облцентр или в закордонный Киев. И кого искать, с кем консультироваться, у кого и, самое главное, что выяснять. То ли причины смерти Гната, то ли как теперь добираться до препарата. Даже на чем ехать, еще не решил — на машине или поездом, а уже понесся. И так заторопился, что позабыл на столе телефон.

Позабыл так позабыл, на хрен ему было за этим телефоном возвращаться! Ведь знал же, идиот, известные слова: «Возвращаться — дурная примета!» Что стоило наплевать на этот телефон, сесть в «восьмерку», выехать за ворота и покатить себе в Москву?!

Но он, уже приоткрыв дверцу тачки, вспомнил про этот чертов телефон и решил вернуться. Кто его торопил, кто мешал подняться наверх спокойным, размеренным шагом?! Никто. Он был в этом доме таким же хозяином, как Власта. Нет же, Князь помчался наверх, как школьник, опаздывающий в класс,