Анатолий Афанасьев - Возвращение из мрака

На второй день вечером, около одиннадцати, прозвонил телефон, и когда я снял трубку, прозвучал незнакомый мужской голос:

– Владимир Михайлович?

– Да, слушаю вас.

– Меня зовут Антон Иванович… Извините, что поздно. Но так складывается. Понимаете, о чем я?

Я ждал этого звонка, но все равно он застал меня врасплох. Но голос мне понравился: ровный, без излишних модуляций, уверенный. Кто-то из новых друзей Вишенки. Кто-то из его новой жизни, о которой мне ничего неизвестно.

– Да, понимаю, – сказал я.

– Владимир Михайлович, через двадцать минут за вами заедет молодая дама. Ее зовут Надин. Вы готовы?

Я отнюдь не был готов, но ответил утвердительно. Спросил:

– А Светлана Анатольевна?..

– Вы ее прихватите по дороге. Поезд через полтора часа, с Казанского вокзала. Выйдете, пожалуйста, на улицу через двадцать минут.

– У меня два чемодана, – ляпнул я неизвестно зачем.

– Вот и хорошо. Ни о чем не беспокойтесь, Владимир Михайлович. Все предусмотрено.

– А куда?..

– Надин объяснит, и отдаст вам билеты. Счастливого путешествия, Владимир Михайлович.

Я вышел из дома минута в минуту, присел возле подъезда на лавочку, но не успел прикурить. Молодая женщина в коротком светлом плаще вышла из-под арки и приблизилась ко мне.

– Здравствуйте, Владимир Михайлович, я – Надин. Поехали?

В том состоянии, в каком я находился, мне было наплевать на ее внешность, но невольно я отметил, что женщина прелестна. Поспешно поднялся и пошел за ней, отказавшись от любезного предложения помочь нести чемодан. Уселись в черный «Форд», Надин включила зажигание – и машина плавно тронулась с места. Я едва успел окинуть прощальным взглядом знакомый пейзаж, сердце жалобно защемило. Доведется ли сюда вернуться?

По дороге выяснил, что нам со Светланой предстоит сесть в поезд «Москва-Ижевск», а от Ижевска на перекладных добираться до поселка Малые Юрки. Там нас ждут по определенному адресу. Я спросил, кто нас ждет, горемычных.

– О-о, – ответила Надин. – У вас будет собственный маленький домик. Там чудесные места, вам понравится. За хозяйством первое время присмотрит соседка, ее зовут Дарья Степановна.

На светофоре она достала из бардачка плотный бумажный пакет и передала мне.

– Вот, Владимир Михайлович, здесь я все подробно написала, как ехать, к кому обратиться. Там же билеты и деньги.

– Деньги? Что за деньги?

– Не знаю. Пять тысяч долларов. Мне просто велено передать. Вас что-то смущает?

Меня ничего не смущало, правда, несколько вопросов вертелись на языке, но задавать их было бесполезно. И все же от одного не удержался:

– Давно видели Сашу, Надин?

– Какого Сашу?

Притворилась или нет – поди догадайся.

– Нет, ничего, извините…

Женщина почувствовала мое настроение и попыталась как-то успокоить.

– Владимир Михайлович, меня не посвящали в подробности, – прервалась, ловко обойдя заблудившийся в ночной Москве грузовик, – но я знаю Антона Ивановича. Если он за что-то берется, обыкновенно все кончается хорошо. Он очень умный и осторожный человек.

За этими словами, безусловно, стояло что-то личное, и я охотно продолжил бы тему: Антон Иванович, как возможный друг или соратник (?) Вишенки, меня, конечно, интересовал, но не успел. Уже приехали к Светиному дому на Кутузовском проспекте. Во дворе было мрачно, как в гигантском черном колодце. В престижном домине, где жили в основном теперь только новые русские, как правило, южного происхождения, каждый подъезд был снабжен новейшими системами сигнализации и телеобъективами. Вдобавок к технической защите драгоценные жизни новой московской буржуазии оберегали множество охранников, набранных большей частью из спецподразделений милиции и ФСБ, говорят, чином не ниже майоров, но все эти дорогие меры предосторожности, как известно, не давали гарантий полной безопасности. По телевизору почти каждый день передавали сообщения о заказных убийствах, ставших обыденкой. Давно кануло в Лету время, когда журналисты каждый свежий труп смаковали и обсасывали в течение двух-трех вечеров. Мелких и средних предпринимателей теперь вообще не считали, а если рубили кого-нибудь из крупняка, об этом говорилось вскользь и без особых подробностей, как о рутинном, малозначительном событии. Между бесконечными рекламными роликами, обретшими гармоничную форму ритмичного долбления по мозжечку, телевидение предпочитало развлекать и баловать обывателя картинами массовых катастроф, когда человеческое горе выплескивалось из сотен глоток, – наводнениями, землетрясениями, пожарами, эпидемиями холеры и чумы, крушениями самолетов, вперемежку с показом пышных презентаций и праздников, устраиваемых нуворишами по любому поводу. Единственное, что оставалось на экране неизменным, так это одухотворенные лики Немцова, Хакамады и Жириновского, которые каждый на свой лад растолковывали дегенеративным россиянам, что, несмотря на временные неурядицы, все идет к лучшему в этом лучшем из миров. Еще для смеху иногда выпускали на экран кого-нибудь из лидеров так называемой оппозиции, которые по старинке пугали мирных поселян антинародным курсом правительства.