Владимир Капитонов - Подранок — ответный удар

Телохранитель, принявший дурную весть, поспешно полез в карман за телефоном. Пока доктор ехал, Стрельцова внесли в спальню и уложили на кровать, причём всё так же с пистолетом в зубах. Вынимать его было опасно, ибо приступ затянулся, и больной мог откусить себе язык.

Врач «Скорой Помощи» осмотрел пациента, сделал несколько уколов и молча удалился. Стрельцов пришёл в себя и теперь рассуждал вполне осмысленно.

— Со всем этим дерьмом я разберусь позже. А пока, раз уж сгорела та дача, приказываю подготовить к празднику эту. И немедленно приступайте! К утру всё должно быть готово к приёму гостей.

Василий Степанович обращался не к кому-то отдельно, а ко всем сразу. Все, кто был рядом с ним, бросились выполнять приказ.

Светить шикарные апартаменты перед Ворами было рискованно. Но форс-мажорные обстоятельства вынуждали идти на этот шаг. Не отменять же всё, в самом деле!

Кровь в жилах Валька, Санька, Влада и Юрика заледенела от ужаса. Они наконец-то вспомнили, какие же это цыгане порезвились с «красным петухом»…

Иван Григорьевич Пухляков с превеликим нетерпением ждал официального приглашения Стрельцова на устраиваемый им праздник. Но никто его не пригласил ни за неделю, ни за три дня, ни накануне. Но господин Пухляков всё ещё не терял надежды. Уже в сам День Рождения «крыши» он встал раньше обычного, принял душ, идеально выбрился, сбрызнул порозовевшие щёки специально приобретённым для таких случаев дорогим одеколоном, выпил чашку крепкого чая, облачился в парадно-выходной костюм и вызвал по телефону такси. Пойти пешком — значит взмокнуть, провонять потом и запылить совсем новые лакированные туфли. Нет. В этот день он должен выглядеть безупречно. Иван Григорьевич не отчаивался, что Стрельцов не позвонил ему домой с приглашением. Закрутился человек, замотался. Всё-таки дело-то такое ответственное. Ничего, позвонит в контору. Обязательно позвонит и даже, может, пришлёт за ним машину. В этом Иван Григорьевич был почему-то больше чем уверен. Он вышел из такси с жизнерадостной улыбкой на лице, которая не слетала с его губ до девяти часов дня. Звонка от Стрельцова он так и не дождался. В конце концов, понял, что Василий Степанович не настолько его уважает, чтобы сделать своим гостем на большом празднике. Это расстроило Пухлякова так, что он не смог сдержать в себе горькую обиду, и она выплеснулась наружу временным умопомешательством. Иван Григорьевич не понимал, что творит. Он вовсе не хотел швырять стулом в окно, трахнуть телефон об стену, рвать на себе одежду и истошно завывать, как голодный зверь на полную луну. Он не сообразил, как оказался в мастерской и абсолютно не помнил, какие фокусы там выделывал. Пришёл в себя только от дикого хохота. Это едва не помирали со смеху работяги. Смеялись над ним. Оказывается, он хвостатой кометой влетел в мастерскую, поскользнулся на полу и со всего маху втрюхался мордой в корыто, заполненное доверху раствором для литья надгробий. Громче всех «надрывал животину» Громов. Хотя ему бы плакать надо было, а не смеяться. Всё им задуманное, пошло псу под хвост…. А это и был смех сквозь слёзы….

Иван Григорьевич отёр подкладкой пиджака вымазанное серой массой лицо, потом повернулся к Стасу и чётко, разделяя каждое слово, произнёс:

— Ты уволен. Пошёл вон, вошь поганая!

Работяги враз перестали смеяться. Умолк и Громов. Здесь ему больше делать было нечего. А вот, что сказать господину рабовладельцу — было. И он высказался одной фразой. Коротко и понятно.

— Пусть я вошь. А ты гнида! Пока! — и сделал ручкой.

Ноги сами привели его на кладбище. Егорыч прямо прослезился от радости. По-отечески тепло обнял Стаса и чмокнул в его заросшую щёку.

— Стас, сынок, да где ж тебя носило? — часто — часто моргал он влажными глазами. — Я ж тут один чуть со скуки не подох. Да что это с тобой? — Старик только сейчас заметил кислую мину своего друга.

— Егорыч, давай вмажем чего-нибудь. Потом всё расскажу, — напросился Стас.

— Не проблема.

Подкидышев завёл Громова в сторожку, усадил за стол, налил полный стакан водки.

— Дёргай.

Стас в два приёма освободил посуду. Вроде как легче стало. На разговор потянуло. На откровенный. А-а, что теперь? Имеет смысл таиться от понятливого старика? Нет никакого…. И Громов рассказал ему всё от начала и до самого конца.

— Да, — почесал в затылке Семён Егорович. — Непростая история. Так, сиди здесь и никуда не дёргайся. — Он резко встал из-за стола и вышел наружу.