Евгений Сухов - Корона жигана

— У нас на Сенном базаре толкали, — весело произнес Хрящ. — Смотрю, мужик орехи продает. А я его возьми да спроси, у тебя случайно не будет какой-нибудь вещички, что императрица носила. Он тут же достает из кармана эти побрякушки и говорит: «Тебе такие камешки подойдут?» А я ему пятак медный впарил, на том и расстались.

Елизавета громко расхохоталась. Питерец ей нравился все больше.

— Ох, заливаешь!

— Соловей заливает, — поправил Хрящ, — а я чистую правду говорю.

— Веселый ты, однако.

— А у нас в Питере все такие.

Хрящ чувствовал себя раскованно. Снял драповое пальто, бережно повесил его в прихожей. Одет он был весьма прилично, даже с некоторым изыском. Ботинки, несмотря на слякоть, были начищенными едва ли не до зеркального блеска. На правой ладони выколот большой якорь. Моряк?.. А может быть, и нет. Такие татуировки в последнее время стали появляться и у жиганов. Во внешности гостя не было ничего настораживающего. Он вел себя так, как будто бы находился не в притоне, а в матросском кубрике.

Уверенно, не дожидаясь приглашения, устроился за столом, а рядом расположился Васька Кот. На фоне широкоплечего и колоритного Хряща Кот выглядел всего лишь бесцветной тенью.

— Чем угощать будешь, хозяюшка? — доброжелательно поинтересовался Хрящ. — А то без доброй выпивки и разговор-то не заладится.

— Первач! — торжественно выставила на стол огромную бутыль Елизавета Михайловна. — Ты не смотри, что он такой мутный, по мозгам так бьет, что забудешь, где сидел.

— У меня мозги не отобьет, — уверил ее Хрящ, — котелок проверенный. А ты не жадничай, лей до самых краев. Да вот еще что, мадам, ты бы колбаски порезала да сальца. Под хорошую выпивку и закусь должна быть соответствующей.

— Это верно! — засуетилась Трегубова, нарезая вареную колбасу огромными кусками.

— А ты бы, хозяюшка, присела. С такой дамой сало только слаще будет. А то бы на коленках устроилась, — ухватил Хрящ женщину за талию, — глядишь, помягче было бы!

— Да ну тебя, — отмахнулась майданщица. — Вы все, что ли, моряки, такие приставучие?

— А про море ты откуда знаешь? — удивился Макар, хватив первый стакан первача. Лицо его перекосила сладостная мука.

— У тебя на руке якорь выколот.

— Ах, это, — протянул Хрящ. — Вижу, что ты баба не только ядреная, но еще и глазастая. Верно, на флоте служил. Эх, давно это было, — в его голосе послышалась непонятная грусть, — но сейчас я жиган! Эх, растревожила ты мою моряцкую душу, хозяюшка. Давай плесни-ка мне еще одну чарочку, авось полегчает!

За час до того…

В окно Костя Фомич увидел, как к дому подошли двое. Недолго переговорили с бродягами, вышедшими из тени, и уверенно направились к крыльцу. Одного из них жиган узнал сразу — Васька Кот, узкоплечий и вертлявый, способный просочиться в любой оконный проем. Другой был чуть пониже ростом, но заметно пошире в плечах. Каждый его шаг был основательным, будто бы он пробовал землю на крепость, ожидая, что в следующую секунду она способна завертеться волчком. Даже издали было видно, что его фигура источает нешуточную силу. В его движениях ощущалась неторопливая солидность, какая присутствует у людей, привыкших к уважению.

— Кажется, пришли, — отстранился от окна Фомич. — Ты вот что, Лизавета, прощупай их пока, а я за ними из другой комнаты понаблюдаю.

— Хорошо, — отозвалась мадам Трегубова и пошла открывать дверь.

С первого взгляда в облике Хряща не было ничего подозрительного — с виду крепкий жиган, каких на Хитровке наберется целый десяток. Такие люди в деле надежны и в ментовку не сдадут. И все же уверенность, с которой вел себя гость, заставляла насторожиться.

Рядом с гостиной имелась небольшая темнушка, очень напоминающая остальные. Единственное отличие заключалось в том, что в одной из стен — сразу напротив диванчика, куда обычно усаживали гостей, — было просверлено крохотное отверстие, искусно спрятанное между букетами высохших цветов.

Эту комнату мадам приспособила для людей, нуждавшихся в проверке, и частенько их отправляли отсюда прямиком на кладбище. Костя Фомич не однажды убеждался в том, что Елизавета Михайловна предусмотрительная особа. Она нередко отлучалась из гостиной, чтобы через потайную щель понаблюдать за малознакомыми и подозрительными людьми. Да, мадам Трегубова была непростой штучкой. О безграничных возможностях Елизаветы Михайловны слагали легенды. Практически на всех рынках Москвы она имела своих людей, которые были преданы ей, как цепные псы строгому хозяину. Елизавета Михайловна была необыкновенно богата, но никто не знал, где она прячет свои сокровища. Однажды Фомич, оставшись в одиночестве, попытался пошарить в ее комнатах и скоро убедился, что золота в них нет. Скорее всего, ее богатство находилось далеко от Хитровки, в какой-нибудь квартирке, предусмотрительно купленной рачительной хозяюшкой. Костя Фомич слышал о том, что у Елизаветы Михайловны был налажен канал за границу, и не исключено, что большая часть золотишка уже успела осесть в зарубежных сейфах.