Валерий Кормилицын - Излом

Быстро умывшись, стал бриться. Монотонное жужжание «Харькова» усыпляло. Чтобы взбодриться, подмигнул зеркальцу и показал язык. На дальнем плане увидел жену, стучащую пальцем по лбу. Обернулся.

— Я, Танюш, так же по градуснику стучу.

— У вас с ним одинаково внутри.

— Залезь на диван, посмотри температуру! – подтырнул её.

Жалостливо, как на тяжелобольного, посмотрев на меня, пошла будить Дениса. Сполоснувшись одеколоном, побежал помогать, на ходу подозрительно подумав: «А при чём тут мерин?»

Как всегда, минуты три поплакав для порядка, бедный мальчишка, подбадриваемый нами, одевался, после долгих уговоров умывался, и мы садились за стол. Без аппетита ели – время, время! – и бежали на трамвай.

— Серёженька, – на ходу заглядывая в кошелёк, вспомнила жена, – у меня рубля тебе на обед нет. Возьми пятёрку, но сдачу чтоб принёс, – подумав, что слишком щёдрая, погрозила пальцем.

Ещё на втором этаже нашего корпуса мощные, равномерные удары заставили задуматься об их происхождении. «Вроде кузнечных прессов нет. Может, исторический фильм для бодрости показывают… осаду Трои, например, – размышлял я. – Видимо, греки бьют тараном в ворота».

«У–у-у–у!.. – раздался оглушительный рёв.

«Понятно! Теперь троянцы обварили их кипятком», – заинтригованный, ворвался в раздевалку.

— Вылазь! Вылазь! – захлёбываясь, орал Пашка.

Чебышев, сатанински улыбаясь, мешал домино.

— Где следующие жертвы? Кто на новенького, уноси готовенького, – чуть не кувыркался довольный Заев.

— Сам ты жертва, вон чё, вон чё, криминального аборта, малай, – недовольно бубнил, доставая сигарету, Степан Степанович, изнывавший с похмелья.

«Видимо, опять в отрубях был!» – сделал я вывод, пробираясь сквозь десяток темпераментных болельщиков, обступивших стол.

На участке, кроме мастера и Плотарева, яростно спорящих о перестройке, никого не было.

— Мне бы до пенсии три года дотянуть, и пропади всё пропадом, – тяжело вздохнул Михалыч.

Глаза Пашкиного соседа стали мечтательными.

— Плотарев, Васька! – как на базаре, заорал вошедший регулировщик. – Иди сюда.

— Вот! – ткнул воздух палец мастера.

Вставший Плотарев ловко сумел увернуться, сохранив тем самым свой глаз, но утратив пенсию по инвалидности.

— Начало девятого, а кроме этого горлопана, никто ещё не пришёл.

«Меня он, наверное, не заметил», – подумал я.

–… На словах все за перестройку, а привычка сильнее.

— В этом ты прав, – расходясь по рабочим местам, подтвердили вошедшие интернационалисты.

Весело что‑то обсуждая, появился женский состав участка.

— Долго чай пьёте! – встретил их мастер.

На его слова никто не обратил внимания, что ни прибавило ему настроения.

— Ты уже здесь? – поздоровался со мной Чебышев, ковыряя спичкой в зубах. – Сейчас начнём, – потёр он ладони.

Последним – рот до ушей – влетел Пашка и резко затормозил перед загородившим проход мастером, который подчёркнуто внимательно разглядывал свои часы.

— Путь закрыт! – сделал вывод Чебышев, копаясь в шкафу.

— Михалыч! Ну что это такое? – Пашкина рука патетически взмыла вверх.

— Скажи этой Люське, пусть считает внимательнее.

— А что случилось? – заинтересовался Михалыч, опустив руку.

— Верхнее плато для редуктора не дала, а отметила, что оно у меня, и фиг ей докажешь, – на едином дыхании выпалил Заев.

— Та–а-ак! – глубокомысленно почесал бровь мастер, пошевелив раздвоенным носом. – Пойду разнюхаю.

— Нападение – лучший метод защиты! – проходя мимо, шепнул Пашка.

Весь участок уже сосредоточенно работал.

— Валентина Григорьевна прошла, – кивнул Чебышев на невысокую сорокалетнюю женщину. – Единственная из наших контролёров, кто разбирается в гироскопии. Евдокимовна уже год на пенсии – внукам надо носки вязать, а девчонки – они и есть девчонки. Я‑то старый! – он с сожалением потёр обидевшуюся бородавку, – а ты пощекочешь их немножко – любую продукцию примут…

— Главный, всё слышу, чему ученика учишь! – из‑за шкафов показалась довольная Пашкина физиономия. – Лучше расскажи, как Степана Степановича с Большим в домино наказали.

Чебышев осадил его взглядом:

— Видишь, делом занят?

— Ой, ой, ой, – поюродствовал Пашка, забираясь в своё подполье.

— Во–во! Спрячься и затихни, – подмигнул мне учитель, доставая из кармана узкую круглую баночку, набитую свёрлами и развёртками.

Позже, проверив работу, Чебышев перешёл к следующему этапу… В общем, так задурил голову, что я решил прежде прочесть технологию.